— Пожалуй, смогут развить приличную скорость. Как думаешь?
— Разовьют» — согласился Бобров.
Капитан Рапортов встал, за ним поднялся и комбат. Начальник штаба сказал:
— Чья идея?
Чулков ответил, что думали все понемногу.
Капитан Бобров и старшина с улыбкой переглянулись.
— Значит, все молодцы, — сказал Рапортов.
5
Младшего лейтенанта Козлова, которого еще под Воронежем избрали парторгом роты, солдаты за глаза ласково называли «младшой». Он страдал малярией, да еще какой-то особой — тропической. К тому же и язва желудка у него открылась. Козлову предлагали лечь в госпиталь, но он отказался.
Когда Чулков и его гвардейцы прослышали о поступке «младшого», они дружно начали уговаривать его всем отделением, чтобы послушался врачей. Козлов был растроган.
— Будь я только командир взвода, может быть, и слег бы до Днепра, — признался младший лейтенант. — Но я же ко всему прочему парторг. Вдруг подумают, что увильнул под благовидным предлогом перед форсированием. Люди разные бывают, а всем не объяснишь…
Во второй половине дня ротный писарь вручил Денису письмо. И не треугольник, как обычно, а строгий прямоугольник.
Чулкова обдало холодом. Задрожали руки. При свете коптилки не все сразу разобрал в тексте официального сообщения. От страшной догадки зарябило в глазах.
Нет больше отца. Погиб смертью храбрых.
Подполковник Сибирцев, командир кавалерийского полка, в котором служил отец, от руки приписал на казенном извещении несколько слов. Сын может гордиться подвигом своего отца, посмертно награжденного орденом Ленина. Однополчане геройски погибшего капитана Николая Семеновича Чулкова уверены, что и его сын, Денис, воюет так же храбро и самоотверженно.
Денис с глухим стоном опустился на дно траншеи. Чья-то рука легла на его плечо. Это был Козлов.
Денис не понимал, вернее, не слышал, что ему говорил «младшой». Он сидел на корточках, уткнувшись командиру взвода в колени, а Козлов стоял неподвижно и молча сжимал рукою его плечо.
Потом они говорили. Говорили долго, тяжело…
Перед глазами стоял живой отец. Его нет. И никогда, никогда он не услышит его голоса. Но надо жить, надо идти в бой, надо бить фашистов…
Час спустя Денис вручил Козлову лист тетрадной бумаги в линеечку с таким текстом:
«Если погибну, прошу считать меня членом великой партии большевиков. За дело партии, за Родину готов отдать жизнь».
Вслед за командиром все солдаты штурмовой группы написали подобные же заявления.
Было приятно смотреть на «младшого», растроганного единодушием своих подчиненных. Как-то по-особому лучились его агатовые глаза, чуть влажные, задумчивые, с пушистыми, точно у девушки, ресницами.
— Вы даже не представляете, друзья мои, в какой исторический час делаете этот шаг.
Они молчали, не знали что ответить. Да никакие слова и не требовались.
Козлов сообщил — через час партсобрание. Пригласил на него солдат.
Партийное собрание проходило в сарае. Гвардейцы расселись на земляном полу.
Повестка дня: форсирование Днепра, захват плацдарма на правом берегу.
Старшина Буровко, выглядевший необычно празднично, в новой диагоналевой гимнастерке с ярко начищенными пуговицами и в ослепительно блестящих яловых сапогах, произнес всего две фразы:
— Я бил фашистов на Волге. Бить ворогив батькивщины нашей буду и на Днипри.
Первый раз тогда солдаты услышали взволнованные слова своего всегда невозмутимого помкомвзвода Позднякова. Долго не заживавшая рана на ноге мешала ему двигаться и в полную силу выполнять свои командирские обязанности. Но Поздняков упорно отказывался от госпиталя. На собрании же старший сержант выглядел так, словно полностью исцелился.
— Я в дивизии давно. Все довелось пережить. И потому обращаюсь к молодым гвардейцам. Не ждите легких побед. Фашисты дешево не дадут правого берега. Все, наверное, слышали о Восточном вале? Но мы к чертовой матери разрушим этот фашистский вал! — Он с силой рубанул рукою воздух. С места вскочил младший сержант Самонов.
— Нечего нас запугивать! — выкрикнул он, — Надо бить и крушить фашистов до полной победы!
По рядам гвардейцев прокатился ропот.
Слово попросил младший лейтенант Соснин. Он пружинисто встал, откинул назад гриву волос и, мельком взглянув в блокнот, заговорил басом:
— Это верно, товарищ Самонов, фашистов надо бить и крушить, но зачем пугаться раньше времени, — Кругом засмеялись. — Да, фашисты дешево не дадут правого берега. Но и мы воевать умеем, — продолжал Соснин. — Я могу коротко рассказать, как воюет наш батальон. За два дня наступления мы сделали марш-бросок в сто четыре километра. В памятном всем нам бою враг потерял убитыми сто двадцать два человека, тяжелоранеными — шестьдесят восемь, в плен нам сдалось восемьдесят девять фашистов. Итого — почти половина батальона. В том же бою мы захватили около двухсот автоматов, двадцать шесть ручных и восемь крупнокалиберных пулеметов, семь противотанковых ружей, более полусотни ящиков с гранатами и пулеметными лентами, около трех тысяч рожков к автоматам. В наших руках два шестиствольных миномета, четыре автомашины и двадцать повозок с продовольствием и снаряжением. Вот так и дальше будем держать, товарищ Самонов, — закончил младший лейтенант и с улыбкой спросил: — Ну как, гвардейцы, не подведем Самонова?