— Знаю, знаю, — протягивает она. — Я знаю, как ты ненавидишь людей. Я просто шучу. Вот почему я следовала за тобой, ты же знаешь. На случай, если тебе понадобится помощь.
Гален проводит рукой по волосам и облокачивается спиной о перила. Его сестра-близнец следует за ним по пятам, словно рыба-прилипала, вот только к помощи это никакого отношения не имеет.
— Хм, а ты уверена, что это никак не связано с переездом к...
— Даже не заикайся об этом.
— Ну, а что мне еще думать? Еще с тех пор, как Тораф попросил у отца твоей руки...
— Тораф придурок!
Тораф с рождения был их лучшим другом, пока недавно не высказал в открытую своих намерений на счет Рейны. По крайней мере, у него хватило ума скрыться и переждать, пока ее не попустит желание прикончить его на месте. Однако теперь его ожидало кое-что похуже угроз — а именно, полный игнор. Как бы Тораф ни старался ее умолять или уговаривать, она оставалась непреклонна.
Но так как этой весной ей исполнилось двадцать лет, а это на два года больше обычного брачного возраста, ее отец не мог ничего поделать, как согласиться на брак. Тораф был отличной кандидатурой и решение было принято, вне зависимости от того, игнорировала его Рейна или нет.
— Я начинаю думать, ты права. Кто бы захотел жить с диким животным? — усмехается Гален.
— Я не дикое животное! Ты сам отгородился ото всех, предпочитая общество людей вместо себе подобных.
— Это моя обязанность.
— Потому что ты сам попросил об этом!
Это правда. Гален, используя человеческую поговорку о том, что стоит держать друзей близко, а врагов еще ближе, уговорил своего старшего брата Грома позволить ему служить в качестве посланника к людям. Гром, будучи следующим в очереди на престол, согласился с тем, что стоит соблюдать осторожность с жителями суши. Он даровал Галену особый иммунитет к законам, запрещающим общение с людьми, признав, что подобные связи стали бы полезными для всеобщего блага.
— Потому что никто больше и не согласится. Неужели мы снова заводим об этом разговор? — возражает Гален.
— Ты сам это начал.
— У меня нет на это времени. Ты идешь или остаешься?
Она скрещивает руки на груди и закусывает нижнюю губу.
— Ну и что ты планируешь делать? Говорю же, мы должны ее схватить.
— Мы?
— Ты знаешь, что я имею в виду.
Он пожимает плечами.
— Я думаю, некоторое время нам стоит последить за ней. Понаблюдать.
Рейна пытается что-то сказать, но вместо этого лишь вздыхает.
— Возможно, и не придется, — шепчет она и ее глаза расширяются.
Он прослеживает ее взгляд к водной глади и темной тени, скользящей под водой как раз в том месте, где девушки резвятся со своей доской.
— Проклятье! — выдыхает он.
Акула.
Глава 3
Я отправляю в лицо Хлое такую волну, что можно потушить небольшой пожар. Я не хочу ее утопить, а просто добиться раздражения глаз от морской соли. Решив, что все успокоилось, она открывает глаза — и рот. Огромная ошибка. Следующая волна накрывает ее с головой, и вода попадает ей и в рот, и в нос. Она задыхается, кашляя, словно только что вынырнула из-под воды.
— Отлично, Эмма! Моя новая прическа намокла! — ворчит она. — Теперь ты довольна?
— Не-а.
— Я же сказала, что сожалею, — она высмаркивается в руку и полощет ее в море.
— Раньше надо было думать. "Прости" уже не прокатит.
— Ладно. Так уж и быть. Чего твоя душенька желает?
— Позволь мне опустить твою голову под воду, пока я не почувствую себя лучше, — отвечаю я. Я скрещиваю на груди руки, что сделать довольно сложно, находясь на доске для серфинга вблизи проходящего мимо катера. Хлоя знает, как я боюсь слететь с серфа, но ухватиться за него руками — значит, проявить слабость.
— Так уж и быть, но только потому, что я тебя люблю. Но от этого тебе лучше не станет.
— Я не узнаю этого наверняка, пока не попробую, — я продолжаю смотреть на нее, выравниваясь на доске.
— Отлично. Но ты все равно будешь смахивать на альбиноса, даже когда я вынырну, — она раскачивает доску и мне приходится схватиться за нее, чтобы удержать равновесие.
— Убери свои сопливые руки от серфа. И я не альбинос. Просто бледная, — я хотела вновь скрестить руки, однако, в этот раз, мы чуть было не опрокинулись. Проглотить свою гордость оказалось намного проще, чем глотать Мексиканский залив.
— Бледнее многих, — ухмыляется она. — Люди бы решили, что ты голая, надень ты мой купальник.
Я смотрю вниз на белое бикини, обрамляющее ее красивую шоколадную кожу. Она замечает мой взгляд и смеется.
— Ну, может и у меня появится загар, пока мы здесь, — краснею я. Я начинаю сдаваться и это меня бесит. Только в этот раз я не поддамся Хлое.
—Ты можешь получить ожоги, пока мы здесь. Кстати, ты использовала защитный крем от солнца?
Я киваю.
Она качает головой и цыкает языком точно, как ее мама.
— Мне так не кажется. Тогда бы ты соскользнула с груди этого парня, а не влипла бы в него намертво.
— Я знаю, — бурчу я.
— Пожалуй, он самый горячий парень из всех, кого я видела, — заявляет она, демонстративно обмахиваясь пятерней, словно веером.
— Да, знаю. А я врезалась в него, помнишь? Без моего шлема, да?
Она хохочет.
— Ненавижу тебя перебивать, но он по-прежнему пялится на тебя. Он и его стервозная сестрица.
— Заткнись.
Она сдавливает смешок.
— А если серьезно, как думаешь, кто из них победит в конкурсе "кто кого пересмотрит"? Я собиралась шепнуть ему, что он сможет встретить нас сегодня вечером в Бейтауне, но вдруг он окажется одним из тех дотошных парней-прилипал. А ведь это очень плохо. В Бейтауне миллион укромных, темных уголков, где вы вдвоем могли бы уединиться и...
— Святые небеса, Хлоя, прекрати! — я прыскаю от смеха и вздрагиваю, представив, как гуляю вокруг "Деревушки" в Бейтауне с Галеном. "Деревушка" — это тихий, небольшой поселок со множеством туристических магазинчиков, прямо посреди курорта - гольф-клуба. Деревня наполнена народом в любое время. Даже ночью... тогда ночные клубы открывают свои двери для загорелых посетителей вечеринок, гуляющих по мощенным дорожкам с дайкири. Гален будет отлично смотреться в свете мерцающих огней даже в рубашке...
Хлоя улыбается.
— Ага. Уже задумалась об этом?
— Нет!
— Угу. Тогда почему же твои щеки красные, словно перец чили?
— Не-а! — я смеюсь и она смеется вместе со мной.
— Ты хочешь, чтобы я предложила ему встретиться с нами?
Я киваю.
— Как думаешь, сколько ему лет?
Она пожимает плечами.
— Не очень дряхл. Однако, достаточно взрослый, чтобы меня совратить. К счастью для него, тебе только что исполнилось восемнадцать... Что за... это ты ударила меня? — она всматривается в воду, проводя рукой по поверхности, словно расчищая ее, чтобы лучше видеть. — Что-то только что толкнуло меня.
Она прикладывает руки к глазам козырьком и прищуривается, наклоняясь так низко, что сильная волна может ударить ее по лицу. Выражение на ее лице почти убеждает меня. Почти. Но я выросла с Хлоей — мы были соседками с третьего класса. Я привыкла к ее резиновым змеям на своем крыльце, соли вместо сахара в еде, и измазанному смолой сиденью унитаза, хоть его жертвой и стала моя мама. Дело в том, что Хлоя любит шалости почти так же, как и бег. А это, безусловно, должна была быть шалость.
— Да, это я пнула тебя, — отвечаю я, закатывая глаза.
— Но... но ты не сможешь дотянуться до меня, Эмма. Мои ноги длиннее твоих и я не достаю до тебя... Вот опять! Ты не чувствуешь?
Я не почувствовала ничего, но заметила, как дернулась ее нога. Интересно, как долго она это планировала. С нашего прибытия сюда? Или когда мы сели в самолет в Джерси? Или с того момента, когда мне исполнилось двенадцать?