— Что не получится? Ты же говорил, что любишь меня.
Он горько смеется:
— И ты разбила мне за это губу.
— Ты не должен обижаться, — возражает она. — К тому же, ты застал меня врасплох.
— Врасплох? Я бегаю за тобой с того момента, как мы помолвлены. Нет, — говорит он, качая головой. — Ты была во всем права. Мы не принадлежим друг другу. По правде, я попрошу Грома расторгнуть нас по моему желанию, — без лишних слов, он ныряет, и лишь кончик его хвоста еще виднеется сквозь волны
Рейна поворачивается к Галену, не в силах поверить.
— Он серьезно?
— Он выглядел серьезным, — отвечает Гален, пребывая не в меньшем шоке, чем его сестра.
— Тораф, подожди! — зовет Рейна, прежде чем броситься в море вслед за ним.
Гален с Эммой провожают их взглядом, пока они не скрываются под водой в последних лучах закатного солнца. Гален никак не может поверить в случившееся — как и в то, что у него получится наконец захлопнуть отвисшую челюсть. Как он мог меня так предать? Преданности у Торафа больше, чем песка на этом пляже. Или ему так казалось. Если он в этом ошибался, то в чем еще он был неправ?
Он недооценил преданность Торафа к Рейне? Как он мог? Тораф отказывался отсеиваться, настаивая, что Рейна предначертана ему судьбой. Он совершенно измучился, когда она отказала ему в первый раз. Нет, Тораф никогда не поступил бы так с Рейной. Да и Рейна никогда не бегала бы так за Торафом. Никогда.
С другой стороны, Эмма. Между ней и Торафом явно образовалась некая привязанность за те три дня, пока его не было. Это моя вина. Я должен был поцеловать ее. Она должна была запомнить поцелуй, а не указ оставаться на суше и ссору, с этим связанную. Но что бы это решило? Все еще очень велика вероятность того, что однажды, она будет целовать его брата. Не должен ли он смириться с мыслью, что она будет целовать другого? Но это другое. Я никогда не планировал смотреть, как она будет целовать Грома. По правде, он не планировал увидеть ее когда-либо снова, после того, как передаст брату.
Гром. Тораф предал также и Грома. Технически, он мог только что поцеловать свою будущую королеву. Когда Тораф сказал, что хотел бы быть с ней на короткой ноге, Гален и не подозревал, что дойдет до такого. Но Тораф знает, что ему не стоит рассчитывать связаться с Эммой. Ее пара уже предопределена — так или иначе.
Краем глаза он косит в ее сторону. Руки скрещены, глаза широко распахнуты. Губы и щеки одного цвета с вареным лобстером. Он прочищает горло.
— Как...сколько это длилось? — осторожно спрашивает он.
Она поворачивается к нему:
— Сколько длилось что?
— Ты и Тораф. Целовались.
— А. Минут десять.
Больше, чем он мог ожидать. И утешения от этого, как от цунами. Если так происходило все время в его отсутствие... он даже не мог об этом думать. Тораф нарушил законы Сирен, поцеловав Эмму. Поцелуй с кем-либо, кто не является твое парой, обрекает провинившегося на пребывание в течении десяти лунных циклов в ледяных пещерах. Подобное рассматривается, как одно из наиболее серьезных преступлений. Если он целовал ее все выходные, каждый поцелуй будет считаться, как отдельное нарушение.
Тораф счел, что Рейна разорвала их узы. И решил, что волен целовать любого, кто ему взбредет в голову. Но почему ей непременно должна была оказаться Эмма? Она худший выбор для подобных целей по большему количеству причин, чем Гален мог бы перечислить.
Как будто мне больше не о чем волноваться. Моему королевству угрожают война, вымирание — или и то, и другое, а единственный способ решить все это состоит в том, чтобы отдать единственное, что я когда-либо действительно хотел. И тут Тораф выдает что-то вроде этого. Предает меня и мою сестру. Гален не мог представить, как все так могло ухудшиться. Поэтому он не ожидал, когда Эмма захихикала.
Он оборачивается к ней.
— Что смешного?
Она так сильно смеется, что ей приходиться прислониться к нему для поддержки. Он напрягается, борясь с мыслью обернуть свои руки вокруг нее. Утирая слезы с глаз, она говорит:
— Он поцеловал меня! — признание заставляет ее лопаться от смеха снова и снова.
— И ты думаешь, это смешно?
— Ты не понимаешь, Гален, — говорит она, избавляясь от икоты и восстанавливая дыхание.
— Конечно.
— Разве ты не заметил? Это сработало!
— Все, что я заметил — это то, что Тораф, супруг моей сестры, мой лучший друг, целует мою... мою..
— Твою кого?
— Ученицу.
Что на него нашло?
— Твоя ученица. Вау, — Эмма качает головой и затем, икает. — Я, конечно понимаю, ты был в бешенстве, что он так поступил с Рейной, но он сделал это только, чтобы заставить ее ревновать.
Гален попытался вникнуть в суть случившегося, но так и не смог сдвинуться с мертвой точки.
— Ты говоришь, он поцеловал тебя, чтобы заставить Рейну приревновать?
Она кивает и вновь смеется.
— И это работает! Ты видел ее лицо?
— Ты говоришь, что он спровоцировал Рейну.
Вместо меня? Гален качает головой.
— Где он набрался этого?
— Я сказала ему так сделать.
Гален стискивает кулаки против своей воли.
— Ты сказала ему тебя поцеловать?
— Нет! Вроде того. Хотя не совсем.
— Эмма...
— Я сказала ему ее подинамить. Ну, знаешь, разыграть безразличность. До поцелуя со мной он додумался сам. Я так им горжусь!
Он ее поцеловал, а она считает его за это гением. Отлично.
— Тебе... тебе он понравился?
— Я же только что тебе сказала, что да, Гален.
— Не его план. Поцелуй.
Восхищение оставляет ее лицо, как отступающий прилив.
— Это не ваше дело, Ваше Высочество.
Он проводит рукой по волосам, чтобы удержаться и не встряхнуть ее хорошенько. А затем поцеловать.
— Трезубец Тритона, Эмма! Тебе он понравился или нет?
Делая несколько шагов назад, она трогает руками свои губы.
— Ты помнишь мистера Пиннера, Гален? Всемирная история?
— И при чем тут это?
— Завтра понедельник. Когда я зайду в класс к мистеру Пиннеру, он не станет меня допрашивать, понравился ли мне поцелуй Торафа. На деле, ему до лампочки, чем я занималась все выходные. Потому что я его ученица. Точно так же, как и твоя, помнишь?
Ветер играет с ее волосами, когда она резко разворачивается и уходит прочь своей манящей походкой. Она подбирает с песка свое полотенце и одевает шлепанцы, прежде чем начать подниматься по склону к дому.
— Эмма, подожди.
— Я устала ждать, Гален. Доброй ночи.
* * *
Пляж обычно успокаивал его. Как минное поле успокаивало Грома. Сейчас же, луна напоминает ему цвет волос Эммы. Песок — то, как она зарывается пальцами в дно океана. Даже островок травы на песчаной дюне, напоминает ему изгиб ее бедер. Сегодня пляж мучает его. Вероятно, как минное поле пытает Грома. Но как и Гром, он не может уйти.
На мелководье возникает Тораф, одетый в шорты Галена. Гален не встает, и Тораф садится рядом с ним. Вне предела досягаемости.
— Тебе стоит пойти поспать, пескарик. У тебе же завтра есть занятия в школе?
Гален кивает, не глядя на него.
— Через три часа. Где моя сестра?
— Обживает островок, который мы нашли вчера вечером.
Гален мотает головой.
— Ах ты ж скользкий угорь! Мог бы сказать мне, что надумал делать.
Тораф смеется.
— Ну конечно. "Эй, Гален, я тут одолжу Эмму на пару минуток для поцелуя, лады?" Не думаю, что это хорошо бы закончилось.
— Ты думаешь, твое внезапное нападение закончилось бы лучше?
Тораф пожимает плечами.
— Я лично доволен.
— Я мог тебя убить.
— Ага.
— Никогда так больше не делай.
— И в мыслях не было. Хотя то, как ты бросился защищать честь сестры, было впечатляюще. Очень по-братски, — Тораф усмехается.
— Заткнись.
— Да я просто сказал.
Гален пробегает рукой по волосам.
— Я видел только Эмму. И напрочь забыл про Рейну.