— Бедняжка Линда! — сочувственно произнесла Белль. — Может быть, я сумею ей чем-нибудь помочь?
— Нет, Белль, спасибо, — отмахнулся детектив. — Мне кажется, ей просто захотелось немного побыть одной.
Супруги Роузен и чета Рого были знакомы еще до того, как встретились на борту «Посейдона», совершающего круиз в честь Рождества. Магазин гастрономических деликатесов, которым владел Мэнни Роузен, находился именно на опекаемом Рого участке, и Майк, если его дежурство выпадало на поздний вечер, всегда навещал этот магазин, чтобы проверить, все ли там в порядке и не обижает ли кто его уважаемых хозяев. Одно появление Рого гарантировало магазину полную безопасность в ближайшие дни.
Очутившись на судне, Рого сразу же навлек на себя подозрение со стороны всех остальных пассажиров. И зря он пытался объяснить, что просто решил взять отпуск (кстати, впервые за последние пять лет). Ему все равно никто не поверил. Все, не сговариваясь, почему-то предпочли сохранить вокруг этой личности ореол таинственности. Как приятно сознавать, что на борту рядом с вами находится самый настоящий сыщик. Можно было слышать, как пассажиры судачат о нем, стараясь угадать истинную причину его появления на «Посейдоне». В ход сейчас же пошли шутки, в которых фигурировал несчастный Рого. Например: «Ты сегодня выглядишь так, как будто этот полисмен застал тебя с утра в чужой каюте». Или вот еще: «Почему бы тебе сразу не сдаться и не прийти к нему с повинной?» Или так: «Я заметил, как наш полисмен вчера в баре весь вечер с тебя глаз не спускал. Что скажешь?»
И, разумеется, не прекращались слухи о том, что Рого на «Посейдоне» с какой-то секретной миссией, а не ради собственного удовольствия. Он явно «следил» за кем-то из пассажиров. Конечно, никто не мог смириться с тем, что Рого, крутой детектив с Бродвея, без всякого умысла переодевается к ужину, а во время стоянок, как и все остальные, наслаждается созерцанием местных достопримечательностей Сенегала, Либерии, Берега Слоновой Кости и других стран. Или же по собственной охоте принимает участие в судовом чемпионате по пинг-понгу. Кое-кто попытался выведать у Рого его тайну, но, разумеется, не преуспел.
Когда его спрашивали о том, какова же истинная цель его пребывания на «Посейдоне», Рого прищуривал глаза, как и подобает настоящему профессионалу, и, не без иронии, на которую только был способен, отвечал:
— Неужели простой полицейский не имеет права на самый обыкновенный отпуск? А, может быть, я хочу посмотреть, откуда берутся все те развратники и негодяи, с которыми мне приходится бороться у себя дома? Может быть, мне удастся прихватить парочку таких, чтобы сразу же доставить их в участок, как только мы прибудем в порт?
Теперь судно кренилось то в одну, то в другую сторону примерно через равные промежутки времени. Правда, угол наклона оставался разным. Каждый раз, поднимаясь на волне или опускаясь, старый пароход жалобно стонал, словно протестуя.
Ричард Шелби подался вперед, нависая над «разношерстным столом», и, вздохнув, посетовал:
— Похоже, сегодня никакой игры у нас не получится, Фрэнк.
Скотт только усмехнулся и ответил:
— Неужели вам не хочется даже попробовать свои силы? Могу поспорить, что состязание выйдет увлекательным. Могу дать вам фору в пять очков.
— Нет, Дик, что ты! — ужаснулась супруга Шелби.
Шелби стало не по себе. Он вопросительно взглянул на Фрэнка, пытаясь определить, шутит этот господин или нет. Неужели ему не страшно сломать себе руку или ногу при такой-то качке? Однако Джейн была уверена, что священник готов рискнуть. Когда дело доходило до спорта, этот тип становился просто сумасшедшим.
Впрочем, сам Шелби пришел к выводу, что Скотт все же подшучивает над ним, и потому только пожал плечами:
— Мамочка говорит «нет».
На другой половине обеденного зала главной столовой Весельчак, работавший в Лондонском Сити биржевым маклером, выкрикнул:
— Принесите мне двойной сухой мартини!
— И мне тоже! — поддержала его Памела. Это была заурядная молодая англичанка, ничем не привлекательная. Толстые ноги, какие обычно мы привыкли видеть у преподавательниц физкультуры, короткая стрижка, волосы серовато-коричневатого, мышиного, цвета и бледное лицо, краснеющее по любой причине и даже без нее. Правда, глаза у нее были замечательные, доверчивые и голубые. Казалось, она постоянно удивлялась окружающему миру, а когда смотрела на Весельчака, то восхищалась им. Она путешествовала с матерью, но очень скоро подружилась с этим мужчиной и привязалась к нему, безнадежно влюбившись в него всем сердцем.
— Как себя чувствует твоя старушка-мама? — поинтересовался Весельчак.
— Больна, — с грустью отозвалась девушка.
— Какая жалость, — отреагировал Весельчак и тут же весело улыбнулся своей спутнице. — Тогда, может быть, мы сможем поужинать вместе и сегодня тоже?
Она улыбнулась ему в ответ.
Бейтса никак нельзя было назвать красавцем. Ему уже исполнилось сорок. Круглолицый и румяный, он ловко распределял на макушке свои редеющие волосы, чтобы со стороны не была заметна его плешь. Днем Бейтс любил надевать цветастые жилетки, а напиваться начинал с утра. К десяти часам он уже пребывал в отличном настроении и, сидя в одном из баров «Посейдона», взирал сквозь туман на пассажиров и неизменно улыбался всем знакомым и незнакомым, проходящим мимо. В начале путешествия он накачивался алкоголем в одиночку, но вскоре ему открылось, что девушка может составить ему прекрасную компанию, ничуть не уступая в выпивке мужчине. С тех пор Бейтс и Памела стали неразлучны.
Стюард принес влюбленной парочке заказанные ими коктейли. Весельчак просиял и поднял свой бокал:
— За всех нас!
— За всех нас! — тут же поддержала его Памела.
— А потом еще по одной! — не унимался Весельчак.
Робин Шелби изобрел новую игру. Он клал на столик круглую булочку, придерживая ее пальцами, а когда судно начинало кренить на левый борт, отпускал и с восторгом наблюдал за ней: катясь, как колобок, она достигала края столика и останавливалась, удерживаемая специальной сеткой.
«Посейдон» начал крениться влево, и этому, казалось, не будет конца. Сейчас угол наклона судна был таким острым, что даже булочка Робина, перепрыгнув через сетку, слетела на пол. Все предметы в обеденном зале, не прикрученные к полу, пришли в движение. Перезванивались тарелки, ножи, вилки и стаканы, сталкиваясь один с другим и с деревянными бортиками по краям столиков. К этой диковинной музыке присоединялось побрякивание разноцветных игрушек, украшавших рождественскую елку.
Пятнадцатифутовая лесная красавица стояла в кадке с песком, надежно привинченным к полу зала, но на этот раз и она угрожающе накренилась вместе с «Посейдоном», который, казалось, уже никогда не выпрямится.
— Мэнни, ты только посмотри! — в ужасе воскликнула Белль Роузен.
За их окном, всегда такое голубое и беззаботное, золоченное солнцем море, подступило к самому стеклу, к которому наклонилась чета Роузен вместе со своими стульями. Белль вцепилась в край столика так, что кольца врезались в ее короткие и толстые пальцы.
Робин перестал веселиться. Мальчик понял, что это уже становится не игрой. Он не на шутку перепугался и не закричал ни «Ух ты!», ни «Вот здорово!», а только ухватился за свой стул, чтобы не свалиться, и выжидающе посмотрел на отца. За столом воцарилась тишина. Лицо Мюллера тут же покрылось красными пятнами, когда его придавило к стеклу окна. Он был уверен, что сейчас судно определенно ляжет на левый борт.
Столики в тот день обслуживали два стюарда. Петерс, более высокий и худощавый, проходя между столиками и стараясь удерживать равновесие, привычно воскликнул: