У восьмой ветки (это ответвление от магистрали к лесосекам) Кальтя притормаживал, минут пять ковырял что-то. (Нет, это за перст нельзя считать, халтура это, а не перст. Ведь не на час, не на два застряли.) А дальше - без приключений до самой аварии.
Километров пять не доезжая Говорливой - из-за поворота Краз> . И разъехались бы, эка невидаль - лесовоз в тайге, но, видно, Кальтя страхануться решил, показалось, что царапнет его коником. И отвильнул-то маленько, но - скользнул, заюлил - и кувырк под горку. Один оборот всего сделали - там не слишком круто было. (Хотя девки постепенно в рассказах до трех довели.) Никто даже испугаться не успел. И целы все остались кроме Оли. Ее в лобовое выбросило и контузило, наверно, потому что погибла она не от травмы, а - захлебнулась. Лицом вниз в жиже лежала, головы почти не видно. Кому суждено утонуть, того не повесят - восточная мудрость. Непонятно только - утешительная или злорадствующая.
Олю положили на обочине, Кальтя зачем-то ее шапочку все искал, а Надюшка кричала без выражения:
- На хуя ты стал поворачивать? На хуя ты стал поворачивать? - вроде истерики что-то.
Погибни зэк - самое большее Кальтю бы просто закрыли на зону, досидел бы свои полтора, с гаремом нигде не страшно. Но тут - полноценного человека не стало, нельзя без последствий. На экспертизе выявили алкоголь в крови (не докажешь ведь, что позавчерашняя бражка) и приплюсовали виновнику. Если жена ровесница - как раз до пенсии ей дожидаться.
ХXV
Каждый, конечно, задавался вопросом: а все-таки, при всем при том - почему мы еще не выродились? Любой специалист по евгенике подтвердит: этих миллиардов декалитров спиртного генофонд никакой нации выдержать не может. А вот поди ж ты
- у нас в Серебрянке всего один дебил, да и тот, если счет и письмо не затрагивать, не глупее среднего американца. Парадокс? Мистика? - Суровый материализм: действительно, давно бы согнали нас в резервацию и шустрили бы на наших просторах расторопные азиаты и хваткие скандинавы, когда бы не ГУЛАГ. Увы, не повезло этому слову, и само по себе оно - с двумя гадами по краям - малосимпатично, но факт: тюрьмы, зоны, поселения - это же заповедники трезвой спермы! (Относительно, конечно, - нет в мире совершенства.) Вполне Отец народов кликуху свою заслужил. Не берем воплощение, уже все тут сказано, но идея-то - блеск! Не какой-то там смехотворный сухой закон - только бандитов плодить.
Всегда иметь в государстве два-три миллиона мужиков, практически (сравнительно с волей) не пьющих по 3-5-10 лет! - Смогли же, добились, ввели в русло - без максимализма ненужного, без перегибов, в границах реального (десять миллионов с четвертными на ушах - это романтизм: впечатляет, но уводит от жизни).
Сейчас, с высоты творящегося бардака, особенно очевидно: мой народ должен сидеть. Не знаю пока, как это устроить, но колония-поселение даже с эстетической точки зрения - оптимальный вариант. Уж не говоря про грубые резоны:
все при деле, не озорничают, денежки на лицевых накапливаются...
Осекаюсь: не изуверствую ли? Мужиков - на шконки, девок - на каменный фалл...
Нет. Размозжить нас в этническую слизь - вот изуверство.
Впрочем, опять я отвлекся - накипело. Но не в сердцах сказал, в полном сознании.
И себя никак не исключаю: такому, как я, - родившемуся без особой специализации, просто одобрительно смотреть на мир, радоваться его удачам, сочувствовать промахам - в Серебрянке самое место. На зэковском берегу, разумеется. А что? Ни к кому чересчур не привязываться, но во всех понемножку влюбляться. Надеяться на чудо помиловки, но спокойно и грустно знать, что конец срока все равно придет - и дома тебя ждут. Никакой политики: политика - ментовское дело, а ты только щемить себя не давай. И - главное! - никакой ответственности - даже за принимаемые кубы: сплав все спишет!
Не могу вообразить лучшей доли.
Однако с кубами технорук что-то заподозрил - решил ревизию послать. А я-то - да, накидываю мужичкам, если до рупь на рупь не хватает. (Не бескорыстно, как и другие приемщики.) Не лихачу, но, строго говоря, срок уже можно вешать. Грозные же ревизоры - это главбух со счетоводом, то есть Любка с Нинон. Двадцать штабелей должны переточковать и нас, уголовщину, вывести на чистую воду.
Механизм ревизии прост: Нинон цифры с торцов кричит (это мы ставим, приемщики, - диаметр каждого хлыста), Любка записывает. Но штабеля здоровенные, явно за день не управиться. А радости большой нет - и назавтра по жиже чавкать. Поэтому решили рационализировать: цифры пусть приемщики кричат, а ревизорши обе пишут. Вместо одного - сразу два штабеля в обороте. Ну, мы и накричали цифр - боюсь, переусердствовали. Как потом узнал - кубов триста лишку получилось. Технорук рукой махнул, матернулся, - но ревизий больше не засылал.
XXVI
Из дальнего угла барака - восторженное:
- Писечка - як ягодка! Як черешенка! - опять Сухоненко свою терпилу расписывает.
Десятый год за этим занятием, а всё новые краски находит, нимфоман.
- Хоть знает, за что чалится. А тут за растоптанный башмак восемь лет кувыркайся, - печально, но без надрыва комментирует Игорек.
Семь лет уже позади - что ж теперь надрываться.
Не в моих правилах преступное прошлое ворошить, но в том-то и дело: у Игорька его нет. (К чести нашего судопроизводства начала восьмидесятых, из примерно двухсот откровенничавших со мною - это всего лишь второй случай кристальной безвинности. У остальных - хоть нос разбитый, хоть двугривенный - но фигурировали.) 117-я вообще - растяжимая статья (как ей по содержанию и положено), и родные жены мужей по ней упекают. Игорька же друган к своей знакомой затащил. Выпили, порезвились, и вдруг - законный нагрянул. Ну, штанишки надели, распрощались - культурно всё. А вечером - повязали обоих: пассия заявление накатала. Муж ли заставил, или сама инициативу проявила - неважно это, хуже другое: в первый же год друган помер на зоне. От тифа. У них там эпидемия была, Игорька тоже скрутило, но - выкарабкался.
Родители подельников дружили до этого, но тут - у той матери свихнулось что-то.
Одна статья, один срок, на одной зоне - но чужой выжил, а мой нет. Каждый месяц стала звонить предкам Игорька, осведомляться: "Ваш не умер еще?" Года два доставала, потом только успокоилась.
- Мне недавно старики написали об этом, я и не знал.
- А что, друган-то твой - один у нее был?
- Ну. Она и от армии его отмазала... А тут - даже могилы нет. Конечно, крыша поедет.
- Почему нет?
- Так не выдавали тела-то.
- А много перемерло?
- Да нет, не очень. Человек двадцать. Один все плакал, пока в сознании, - месяц до звонка.
- А твой?
- Нет. Он не верил, что умирает. Он первый был, еще никто не крякнул. После него и сказали, что тиф.