Сергей Викторович ПОКРОВСКИЙ
ПОСЕЛОК НА ОЗЕРЕ
Повесть
ЧАСТЬ ПЕРВАЯ
Уоми
Старая кабаниха мирно лежала на дне лесного оврага, в ручье, среди дюжины своих поросят. Вдруг она почуяла запах врага. Она вскочила и с громким хрюканьем кинулась вниз по течению. Кабанята с визгом помчались за ней. В воздухе свистнула стрела, и один, отстав, неистово закружился на месте.
Из-за ствола, опрокинутого бурей, выпрыгнул стройный охотник. В несколько прыжков он очутился над раненым зверем. Кабаненок попытался бежать, но передние ноги его подломились, и он бессильно уткнулся рыльцем в землю.
Под левой лопаткой его торчала стрела, глубоко вонзившаяся в тело.
Охотник бросился на колени. Одной рукой притиснул кабаненка к земле, а другой начал осторожно выкручивать стрелу из раны.
Кабаненок забился сильнее; тогда охотник вынул из-за ременного пояса тяжелый черный камень, острый с одного конца и тупой с другого, насаженный на дубовую рукоятку и тщательно отшлифованный со всех сторон. Ударом в лоб охотник оглушил кабаненка, и тот замер на месте, вытянув задние ноги. Охотник присел на корточки, погладил рукой жертву и зашептал:
— Не сердись, сын кабанихи! Не Уоми убил тебя. Ударил чужой ловец. Пришел из дальних землянок, откуда восходит солнце. Пусть туда летит твоя тень. Спи, сын кабанихи. Пусть твое дыхание летит к Кабаньему Старику. Скажи: приказывает ему Уоми. Будь здоров, Большой Кабан. Посылай всегда для Уоми много кабанят. Уоми пойдет на охоту, скажет спасибо Старшему Кабану.
Пока Уоми говорил, последние судороги кабаненка затихли. Уоми еще раз погладил его, поднялся и обошел вокруг бездыханного тела.
— А теперь отдай Уоми твою душу. Пусть сила твоя перейдет в мою силу, твое тепло в мое тепло, твоя жизнь прибавится к моей жизни.
Охотник поднял кабаненка и припал губами к его ране.
Потом Уоми положил кабаненка на землю, вынул из-за пояса кремневый нож, вделанный в деревянную рукоятку, привычным движением выпотрошил и освежевал тушу.
Уоми был голоден. Наскоро ополоснув в ручье руки, он снял ножом задний окорочок и крепкими, как у волка, зубами захватил край сырого мяса. Острым кремневым лезвием ловко обрезал кусок перед самыми губами и жадно начал разжевывать нежное, молодое мясо.
Проглотив один кусок, он хотел было приняться за другой, как вдруг какая-то мысль заставила его остановиться. Он внимательно осмотрелся кругом.
Так и есть! Это овраг Дабу. Четыре зимы прошло с тех пор, как он был здесь последний раз.
Уоми и Дабу
Уоми быстро провел рукой по волосам и стал заворачивать окорочок в снятую с поросенка шкуру. Туда же вложил он вырезанные сердце и легкие. Припрятал остальное мясо под куст орешника, прикрыл все это несколькими пучками травы и решительно зашагал туда, где с каменистого уступа, булькая, стекал ручеек.
Уоми взобрался на уступ и неподвижно замер на месте.
Здесь овраг расширялся в круглую котловину, окруженную лесом.
Со всех сторон поднимались стеной деревья. Посередине рос громадный дуб. Корявый ствол его, покрытый странными наростами, поражал своей чудовищной толщиной. Девять взрослых мужчин, взявшись за руки, вряд ли могли бы заключить его в свои объятия.
Окружающие деревья были также изрядных размеров и весьма почтенного возраста. Их ветви раскидывались широко над землей. Но и среди этих лесных великанов центральный дуб казался настоящим гигантом. Его кудрявая голова высоко поднималась над лесом.
Огромные нижние ветви темным шатром покрывали землю и нагибались концами чуть не до самой земли. Два толстых сука были безлистны и напоминали мощные, широко распростертые руки с растопыренными пальцами.
Между ними выше человеческого роста виднелось черное дупло удивительной формы. Оно было похоже на разинутый рот, окруженный толстыми губами.
Выше дупла — две черные ямы, искусно выдолбленные и выжженные огнем. Над каждой из них виднелось по большому уродливому наросту в виде насупленных бровей. Все это делало нижнюю, толстую часть ствола похожей на какой-то чудовищный лик с разинутой пастью и черными, наводящими ужас глазами.
Это был старый Дабу — священное дерево, природный идол окрестных поселенцев. Его нижние ветви были увешаны приношениями почитателей. Тут висели шкурки горностаев, выдр, белок и бобров, а также глиняные фигурки каких-то зверей. Это были дары охотников после счастливой охоты или предварительные подарки, которыми они хотели задобрить могущественного хозяина леса.
Тут и там виднелись засохшие венки — приношения молодых девушек-невест. Были здесь и длинные гирлянды желудей; их приносили женщины, молящие об облегчении родов.
Уоми с детства было знакомо чувство необъяснимого трепета, которое охватывало его при виде Священного Дуба. Так бывало всякий раз, когда мать вместе с другими матерями поселка приводила его на поклонение Великому Дабу.
Под густой тенью гигантского шатра из ветвей еще таинственней казался пахнущий лесной гнилью сырой полумрак оврага.
Как только Уоми вступил в эту тень, в нем разом всколыхнулись детские, почти забытые страхи. Сердце его екнуло по-ребячьи, когда на него глянули, как живые, глубокие зрачки идола из-под нависших корявых бровей. Уоми робко положил приношение на корни дуба и упал ничком на землю. Он охватил ладонями голову, зажмурился и долго лежал, прижимая лицо к сухим, прошлогодним листьям.
Вдруг старый Дабу тихо шевельнул концами ветвей. В этом шелесте листьев Уоми почудился таинственный шепот живой души. Уоми вскочил, радостно протянул вперед загорелые руки и заговорил:
— Великий Дабу, Старик Стариков, Хозяин лесных деревьев, Прадед Прадедов нашего рода! К тебе пришел Уоми. Родные связали его. Они думали, что он рожден от Злого Лесовика. Родные кинули в челнок Уоми и пустили вниз по реке. Река понесла его. Льдины крутились. Уоми узнал, что они злые. Они толкали челнок и хотели его утопить. Они влезали друг на друга. Дни прошли. Ночи прошли. Уоми не умер. Не ел, не пил, только кричал. Душа твоя услыхала. Она сказала Реке, и Река послушалась. Далеко-далеко она вынесла его на луг и там оставила. Люди нашли Уоми. Они развязали ему руки и ноги. Люди накормили его. Четыре зимы и четыре лета Уоми жил и охотился с ними… И вот он вернулся. Возьми лучшую часть его первой добычи. Ешь, Дабу, и помни об Уоми!
Уоми бросил мясо в раскрытую пасть идола. Потом он вынул из шкурки сердце кабана, выдавил из него на ладонь пригоршню липкой крови и, приподнявшись на выступ коры, обмазал губы идола. Сердце он бросил в дупло:
— Пей, Дабу! Посылай Уоми большую охоту. Дай Уоми скорее вернуться домой…
Тихий шелест снова пробежал по листьям.
«Добрый ответ», — подумал Уоми.
Вдруг в глубине дупла что-то зашевелилось. Уоми отпрянул назад. И тут случилось то, что навсегда врезалось в его память.
Из дупла не торопясь вылез огромный филин. Он уселся на нижней губе идола. В когтях у него было зажато кабанье сердце, из которого сочилась кровь.
На глазах онемевшего от изумления Уоми филин рвал клювом мясо и с какой-то странной важностью проглатывал кусок за куском.
Когда птица съела все, желтые глаза ее, не мигая, уставились на Уоми.
Душа Священного Дуба
«Душа Священного Дуба!» От этой мысли трепет охватил Уоми.
Так вот она какая!
«Ну да, конечно, — думал Уоми, — Дабу хочет ему показать, что он принимает его жертву. Сам Дабу в образе филина вкушал пищу, принесенную Уоми. Дабу к нему благосклонен. Он поможет Уоми».
Уоми был потрясен. Он упал на колени и протянул руки к таинственной птице.
— Дабу, Дабу! — зашептал он. — Отец лесных дубов! Защитник нашего поселка! Добрый покровитель Уоми!
Филин взмахнул крыльями и скрылся в чаще. Большое рыжеватое перо сорвалось и упало к ногам охотника.
В каком-то оцепенении вглядывался Уоми в темную глубину дупла. Там ничего не было видно.