– Ну это же пройдет, – сказал Олег.
– После припадка часа два лежать, но меньше, по себе знаю, – сказал Дик.
Он не сердился на Олега, он был зол на судьбу, на сплошные неудачи этого похода.
Ощущение холода в бедре, куда укусила эта блоха, не пропадало, Олег все время ощущал укус и представлял, как отравленная крошечной капелькой яда кровь течет, пульсируя, к мозгу, чтобы напасть на него и лишить Олега разума.
Дик не спеша проверил веревку. Марьяна стала разжигать костер.
Рассвет был синим, другим, чем в долине, где день всегда сер.
– Ну что ж, – сказал Дик, – подставляйся.
– Только чтобы он себе что-нибудь не сломал, – сказала Марьяна. – Бедный Олежка!
– Не в первый раз мотаю, – сказал Дик. – Жуткое дело эти блохи. Ты расслабься, Олег, так легче. И думай о другом.
Сначала он связал руки Олега за спиной, потом обмотал грудь и ноги. Веревки туго впивались в тело, но Олег терпел, он знал, что в припадке человек становится сильным как медведь. Если пожалеешь сейчас, потом всем будет хуже.
Застонал Томас. Его взлохмаченная пегая голова высунулась из-под палатки, он жмурился, не в силах сообразить, где он. Глаза Томаса налились кровью, лицо было красным, распаренным. Наконец он разглядел Дика, который связывал Олега. Олег смущенно улыбался – неприятно доставлять людям такие беспокойства. Старый как-то рассказывал, что в средние века эпилептичек и других ненормальных женщин называли ведьмами и даже сжигали на кострах.
– Блоха, – сказал Томас, – всюду блохи… всюду твари…
– Вы еще поспите, – сказал Олег. – Я не скоро в себя приду, вы же знаете. Отдыхайте!
– Холодно, – сказал Томас, – нельзя спать, мне скоро выходить на вахту, опять барахлит компьютер, в него залезла блоха.
– И зачем только мы пошли, – сказал Дик. – Нельзя было такую компанию в горы пускать.
– Больше некому идти, – сказала Марьяна. – Ты же понимаешь.
Холод постепенно распространялся по всему телу, но это был не обычный холод, а свербящий, тянущий жилы, как будто множество маленьких льдинок суетилось, толкалось в груди, в ногах… Голова Томаса начала увеличиваться…
– Ну вот, – сказал Дик, – вроде замотал я тебя сносно. – Не тянет?
– Тянет. – Олег постарался улыбнуться, но скулы уже свело судорогой.
– Слушай… – Дик обернулся, – а где коза?
– Коза? Ночью я ее слышала.
– Где коза, я спрашиваю? – Голос Дика поднялся, стал мальчишеским, высоким от злости. – Ты ее привязала?
– Я ее привязывала, – сказала Марьяна, – но она, наверное, развязалась.
– Где коза, я спрашиваю?
Видно, раздражение, копившееся в Дико, должно было найти выход – коза стала символом всех неудач.
– Но сердись, Дикушка, – сказала Марьяна. Она старалась укутать Олега одеялами. – Коза, наверное, ищет, чего поесть.
– Здесь ей нечего искать. Почему ты ее не привязала?
Дик вытащил из-под полога свой арбалет, сунул за пояс нож.
– Ты куда? – спросила Марьяна, хотя отлично знала куда.
Дик внимательно осматривал снег вокруг, ища следы.
– Она вернется, – сказала Марьяна.
– Она вернется, – повторил Дик, – только в виде мертвой туши. Хватит. Я не хочу помирать с голоду из-за твоих глупостей.
Дик рос и рос, скоро он достанет головой до неба, но он может расшибиться об облака, ведь облака стеклянные, твердые… Олег сильно зажмурился и снова открыл глаза, чтобы изгнать видение. Томас сидел на одеяло и раскачивался, словно беззвучно пел.
– Марьяшка, согрей кипятку… – Олегу показалось, что голос его звучит твердо и громко, на самом деле он шептал почти беззвучно. – Для Томаса. Ему плохо.
Марьяна поняла.
– Сейчас, Олежка, конечно.
Но она но отрывала глаз от Дика.
– Я так и думал, – сказал Дик. – Она пошла обратно. Вниз. За ночь она могла пройти километров двадцать.
– Дик, останься здесь, – сказал вдруг Томас внятно и громко. – Марьяшка сама найдет козу. Ты же ее убьешь.
– Можешь не сомневаться, – сказал Дик. – Хватит глупостей.
– Я найду ее. – Марьяна забыла о кипятке. – Тебе, Дик, нельзя сейчас уходить. Томас болен, а за Олегом надо следить.
– Ничего с ними не случится.
Дик запустил пальцы в густую темную гриву волос, рванул их, мотнул головой и, не оборачиваясь, быстро и легко пошел по следам козы вниз, откуда они пришли вчера.
– Я хотел, чтобы ты пошла, – сказал Томас, – ты бы привела ее. А он ее убьет.
Олег, хоть мир вокруг него все время менял форму и пропорции, становился все более зыбким и ненадежным, все еще сохранял способность думать. Он сказал:
– Дика можно понять… нам в самом деле не везет.
– Осталось идти совсем немного, – сказал Томас. – Я знаю. Мы идем быстро. Мы будем там послезавтра. Мы дотянем и без мяса. Ведь дотянем? А за перевалом пища. Дик, я обещаю!
Дик поднял руку, чтобы показать, что слышит, – звуки далеко разносились над снежным склоном, но шага не замедлил.
– Козу поймать нужно, – обернулся Томас к Марьяне. – Она нам нужна. Но но надо убивать. В этом нет смысла… Что-то меня жжет. Как жарко… Почему так болит печень? Это нечестно. Мы уже рядом.
– Он убьет ее… – сказала Марьяна. – Он ее обязательно убьет… Ди-и-ик! – Марьяна обернулась к Олегу и Томасу: – Ну что делать, ну скажите, вы же умные, вы же все знаете! Ну как его остановить?
– Мне его не догнать, – сказал Томас. – К сожалению, я для него уже не авторитет.
– Сейчас… – сказал Олег. – Ты только распутай меня. Может, я успею до припадка, может, я успею?
Марьяна только отмахнулась. Она сделала два шага за Диком, вернулась, посмотрела на Томаса, на Олега:
– И вас нельзя оставить.
– Да беги тогда! – вдруг закричал Томас. – Беги скорей!
– Но как же я вас оставлю? А вдруг какой-нибудь зверь.
– Беги же! – повторил Олег. – И возвращайся.
И Марьяна легко, словно не касалась снега, понеслась вниз по склону, туда, где уже исчез Дик.
– Жалко девчонку, – сказал Томас, – она привязалась к козе.
– Жалко, – сказал Олег. – Как странно, что у вас нет формы. Вы бываете толстый и потом совсем тонкий, как спичка.
– Да, – согласился Томас. – Ты лежи удобнее, почему-то сначала этот яд действует на зрение. Я помню, меня раза три она кусала. Но не бойся, побочных эффектов практически не бывает. Не бойся.