Мистер Бакингем еще надеялся выпросить у кого-нибудь машину или просто угнать, но машины в городе остались только сгоревшие или неисправные. Он нашел мотоцикл, но в нем не оказалось бензина, нашел мотороллер, но не смог его запустить. И вот он завладел первым попавшимся велосипедом, чтобы ехать десять с половиной миль до дому, а завладев им, боялся, как бы кто-нибудь его не перехватил, если он отойдет хоть на минуту, боялся даже слезть с него, чтобы попытаться остановить какую-нибудь машину. Впрочем, те машины, что ехали из горных районов, все равно не стали бы поворачивать, а в нужную ему сторону не ехал никто.
Он видел, как дедушка Фэрхолл и Уоллес вышли из-за поворота и стали спускаться ему навстречу, но не узнал своего соседа, пока расстояние между ними не сократилось до нескольких ярдов. Подъем здесь был крутой, пришлось спешиться, и теперь он вел велосипед, спеша и задыхаясь, а дедушка и Уоллес со своей диковинной ношей казались измученными санитарами, еле выбравшимися с поля боя.
Они сошлись вплотную и, как бывает с людьми, когда каждый занят своими неотступными заботами, не выказали да и не испытали ни малейшего удивления. То, что они встретились в столь необычных обстоятельствах, казалось им вполне естественным.
С точки зрения дедушки, и останавливаться было незачем. Он шел как в забытьи. Он помнил одно — что должен двигаться, пока не дойдет до больницы или пока что-нибудь или кто-нибудь не снимет с него ответственности. Бакингем с велосипедом для этой цели явно не годился. Другое дело, если бы он ехал на машине. И мистер Бакингем, со своей стороны, не усмотрел в дедушке Фэрхолле ничего такого, что могло бы облегчить его отчаянное положение.
Они разминулись, и дедушка спросил:
— А где грузовик Робертсона?
— Понятия не имею, — ответил отец Стеллы. — Полиция реквизировала, и Робертсон с ними поехал.
Дедушка крякнул, как будто хотел сказать, что так и знал, а мистер Бакингем при этом воспоминании опять покраснел от злости ведь это случилось, как раз когда они с Ниллом Робертсоном, оставшись вдвоем в машине, решили возвращаться домой. Только они тронулись в путь, как полиция их задержала. Произошел безобразный скандал. Кто был прав — полиция или Билл Робертсон, — трудно сказать, но победила полиции. Полицейский офицер заявил, что до семей, оставшихся в Прескоте, теперь не доберешься, что есть другие семьи, поближе, о которых надо думать в первую очередь. Потом он выхватил револьвер. Это решило исход неприятной стычки.
Таким образом, дедушка Фэрхолл и мистер Бакингем успели разминуться, прежде чем что-то заставило их остановиться, что-то, никак не связанное с вежливостью или добрососедскими отношениями, что-то неопределенное и нежелательное, что можно было бы назвать чувством долга.
Дедушка сказал Уоллесу:
— Опусти его на землю.
Уоллес машинально повиновался и сам, задыхаясь, повалился на горячую дорогу рядом с сиденьем от машины, не сознавая ничего, кроме собственной усталости. Дедушка и сам чуть не упал, но его удержала мысль, что тогда он уже не встанет. Он покачнулся, вытер пот, заливавший глаза, и почувствовал, что рукам легко, а в голове пусто. Прижав ладонью сердце, чтобы не выскочило, он услышал вопрос мистера Бакингема:
— Что вы тут делаете без своей машины?
Дедушка почти успел забыть, что у него есть машина.
— Осталась где-то там, на дороге. Рулевая тяга сломалась.
Они переглянулись, все еще не сочувствуя друг другу. Обычно они поддерживали сносные отношения только благодаря тому, что старались как можно реже встречаться. Отец Стеллы спросил:
— А что там случилось?
— Это старик Джордж, — ответил дедушка. — Видимо, удар хватил.
Для отца Стеллы это был пустой звук. Голова его не вмещала ничего, кроме собственной семьи и бесплодных попыток до нее добраться.
— В Прескоте-то что случилось?
— Да как будто ничего особенного.
— Ну как же, ведь оттуда все ушли, бежали кто как мог.
Дедушка так переутомился, что тоже не воспринимал ничего, кроме собственных забот, кроме мучительной боли в руках и во всем теле, кроме необходимости выполнить свой долг по отношению к старику Джорджу.
— В Прескоте все в порядке, — сказал он. — Я только что оттуда.
— Это какое-то недоразумение. Рад бы вам поверить, но не могу. В девять часов был приказ — Прескот оставить.
Дедушка нехотя вернулся мыслью в недавнее, но уже полузабытое прошлое и попытался сообразить, который может быть час.
— Как это — оставить? — переспросил он, — Зачем?