— Я про это тебе и толкую, Стиви. Ты его разве не видел? Как ты сам не понимаешь? Он везде.
— А пожарники? — спросил Стиви. — Пожарники его не потушат?
— Никаких пожарников нет. Никого нет. Ты что успел сделать? Во что налил воды?
— А?
— Воды. В желоба. В ведра. Облить стены. Что ты успел?
Ответа не требовалось. Она все поняла по его лицу, смущенному, пристыженному.
— Ты не сделал ни-че-го?
Он покачал головой.
— Ох, Стиви! Наш дом… Нужно, чтобы и сверху и кругом была вода, а то он сгорит.
— Но пожарники-то приедут?
— Не знаю. Не могу сказать. Скорей всего, нет. Бери тряпки и затыкай водосточные трубы. На крышу можешь залезть с крыльца, встань на перила. А я тебе буду подавать ведра. Скорее, Стиви!
— Ковры-то в саду.
— Бог с ними, с коврами.
— Но мы не успеем их внести, если осталась одна минута.
— Делай, что говорят, Стиви. Возьми побольше тряпок из прачечной. Любые, что попадется, все равно.
— Значит, через минуту он сюда не дойдет?
— Не знаю я, когда он дойдет! — крикнула Стелла. — Делай, что говорят!
— Ладно, — проворчал Стиви. — Не разоряйся. Не пойму я девчонок…
— Ты время теряешь!
— То целуют тебя, обнимают, а то…
Стелла была вне себя. Она готова была схватить его за плечи и вытрясти из него всю душу. Подхватив два ведра, оставленные в кухне отцом, она бросилась в ванную, зачерпнула из ванны воды и побежала назад по коридору, ударяясь о стены, сгибаясь от тяжести, а потом с крыльца на дорожку, отходящую от задней двери. Стиви был здесь, с охапкой совершенно целых рубашек и фартуков. Он еще и не думал влезать на крышу. Он точно закоченел.
— Ну, чего ты еще дожидаешься? — заорала Стелла.
Ответом ей был тоненький плач.
— Он правда дойдет сюда через минуту? Честное слово?
— Ой, Стиви, забудь об этом…
— А может, нам куда-нибудь пойти, где не страшно, к ручью или еще куда-нибудь?
Пришлось с ним поговорить, иначе он бы не сдвинулся с места. Хоть ей и казалось, что кипящее небо сейчас упадет ей на голову, пришлось заглушить свой страх и притвориться спокойной и рассудительной.
— Все в свое время, Стиви, все по порядку. (Голос у нее звучал как у взрослой. Звучал так нереально, что она и себя не убедила.) Придет время идти, и пойдем.
— К ручью?
— Нет, не к ручью. Я слышала, ручьи иногда закипают.
— Закипают?!
— И пруды, и баки тоже. Нам надо уйти на открытое место, подальше от деревьев, высокой травы и кустарника. На совсем открытое место.
— Куда?
Она и сама не знала.
— Найдем куда.
— Такое место, как картофельное поле около деда Таннера?
— Да, — сказала она. — Такое.
— Там пожара не будет, — сказал Стиви, — Там он погаснет и дальше не пойдет, да?
— Пожар не погаснет, — сказала она, — Это не такой пожар. А теперь лезь на крышу. Живо! Мне еще надо сбегать к деду Таннеру, узнать, как там Жюли, — Стеллу снова захлестнул страх, неистовый, как взрыв, как буря. — Делай, что говорят, Стиви!
Он вскочил на перила, точно его подстегнули хлыстом, и полез выше, всхлипывая, до смерти напуганный не столько пожаром, сколько Стеллой, — то она была такая хорошая, а то просто ужасная. Уже перевалившись животом на крышу, он опять услышал ее голос:
— Где от желоба отходит труба, затыкай ее тряпками. Да поплотнее. Надо, чтобы вода в желобах держалась. А я пока принесу еще воды.
Она таскала воду в керосиновых бидонах, в кувшинах, в кастрюлях, в мисках. Она почти не сознавала, что делает, не понимала, как у нее двигаются ноги, которым хотелось одного — подогнуться.
Ей хотелось проведать Жюли и деда Таннера, но еще столько нужно было сделать дома. Глупый мальчишка! Глупый, глупый мальчишка! Столько времени у него было, а он ничего не сделал. Она лила воду, куда только могла, скользила в воде и все старалась вспомнить, что же еще ей велели сделать. Что вообще делают в таких случаях? Что она упустила из виду?
Надо что-нибудь вынести из дома? Найти какие-нибудь важные документы? Непременно спасти какие-нибудь вещи, самые любимые? Но какие именно и где они есть? И куда их унести? Как ей сберечь их? А какие вещи сберечь, неизвестно. Она была не в силах представить их себе, выбрать самое ценное.
В сознании была черная пустота. Тело ее носилось взад-вперед в одной плоскости, другая плоскость, та, где был рассудок, словно была заперта на замок. И она это понимала. Была дверь, которую она не могла взломать. Не могла свести воедино свое тело и разум.
Столько надо сделать, а что — неизвестно. Раньше она это знала, а сейчас забыла. Столько надо сделать, а нет ни времени, ни сил, ни ума.