И он сделал шаг вперед продолжая держать руки вытянутыми вперед.
* * *
Человек, задыхаясь, коснулся перчатками борта корабля, попытался восстановить дыхание после безумного бега, потом бешено замолотил кулаками по обшивке крича изо всех сил:
– Не улетайте! Не улетайте! Я здесь!
Забравшись по громыхающему пандусу Георг отомкнул входной люк и шагнул внутрь.
– Я здесь, – закричал он с содроганием слыша, как эхо повторяет его голос разлетаясь по ярусам звездолета, – я вернулся!
Георг рванулся по коридору, но каюты встретили его сиротливой пустотой.
Он устремился в рубку, но и там никого не было.
"Их здесь нет", – пораженно понял он. – "И не было. Они не возвращались на звездолет".
Страх обдал его словно ледяной водой.
Необходимо попробовать связаться с участниками экспедиции по корабельному передатчику.
Георг занял место перед передатчиком включая радиоканал.
Головная боль все еще не прошла. Наоборот, с каждой секундой она нарастала, становясь почти невыносимой. Мысли начали путаться, становиться тяжелее.
– Клариса, Тиль, я вернулся на звездолет! – прохрипел он в микрофон. – где вы?
Слова давались с трудом. Георг посмотрел на руки и ему показалось, что они становятся зыбкими перед глазами, теряют четкость.
– Клариса… – прохрипел он. – Мне так плохо…
Георг почувствовал, что начинает задыхаться до потери сознания.
Ему нужно на воздух. Немедленно.
Он выбрался из звездолета и спотыкаясь неуверенно побрел в сторону океана. Черная пелена волнами накрывала разум. Еще шаг, еще… С каждой поступью человек с ужасом отмечал, что забывает повседневные слова и умение складывать их в предложения.
Георг почти не осознавал себя, когда добрался до берега.
Какое-то знакомое ощущение охватило его.
Делая неуверенный шаг к воде, он протянул руки и океан ответил, протягивая руки в ответ. Георг почувствовал, как его ласково подхватывают и тянут в глубину. Он еще миг смотрел на чуть зеленоватый мир вокруг, в последний раз ощущая неровный пульс сердца, вспоминая горьковатый аромат бриза, щекотавший ноздри и теплые лучи света на лице. Он трепетал от ужаса и бессмысленной надежды, от ноющего чувства щемящей потери, словно терял что-то очень дорогое безвозвратно. Он старался в последние секунды запомнить мир вокруг, как можно подробнее, чтобы забрать с собой. В памяти пролетали фрагменты путешествие по каменистой равнине, желание увидеть своих компаньонов, блуждание в пустом корабле и на берегу у брошенной исследовательской стоянки, он даже вспомнил, как возник из океана, касаясь протянутой руки… Георг заулыбался, радуясь всему, что с ним было и в следующий миг тело растаяло в студенистой нирване – он снова стал частью единого целого, он вернулся домой.
Над планетой воцарилось ничем не нарушаемое спокойствие.
А на дне океана неподвижно лежали три фигуры в космических скафандрах, смотря и не видя сквозь толщу воды широко открытыми мертвыми глазами.
Неизвестный фактор
Бармалей был в ярости, по обыкновению. Стоя на берегу единственного океана Елении, он буравил взглядом водную гладь.
Звезды тускли от испепеляющего взора, взрывались метеоры, но оранжевый поплавок в тревожной духоте полудня, это не тревожило. Ленивые стеклянные волны накатывали на блестящий песок и медленно, словно в берлогу, отползали назад. В десятке метров южнее, Иванушка, доктор звездной экспедиции на Елению, с завидной регулярностью подсекал и вытягивал из вязких вод угрожающего вида рыб, подсекал и вытягивал. Штурман, по прозвищу Бармалей, демонстративно громко фыркнул, взмахнул мохнатой бородой и закричал:
– Все! Все! Все! Ничего не хочу слышать! Меняемся местами!
Двухметрового роста Иванушка растерянно развел руками:
– Но Бармалеюшка, мы же менялись.
– И даже два раза, – подтвердил сидевший неподалеку на жесткой минеральной травке Дровосек, третий участник экспедиции. К рыбалке он относился философски и в процессе принципиально не участвовал, разве что созерцательно.
Бармалей зарычал и нелепо заколотил кулачищами в широкую грудь.
– Хорошо, хорошо, – согласился Иванушка двинувшись в сторону незадачливого рыбака.
Пару минут спустя Бармалей стоял на клевом месте и снова смотрел на окаменевший поплавок, а Иванушка как ни в чем небывало, по прежнему дергал из воды рыбин одну страшнее другой.
– Магия, – плевался от унижения Бармалей. – Самая черная космическая магия.
– Может дело в наживке? – предположил добродушный Дровосек. – или поплавке?
– Поплавке? – от обиды Бармалей на миг потерял дар речи. – Речь о том самом поплавке, который был на обложке журнала «Космический рыбак»? Речь о том прекрасном оранжевом поплавке, за который я отдал месячное жалование? Мы об одном и том-же поплавке говорим? А ну вас, – демонстративно отвернувшись он сгорбленно побрел к звездолету.