— Точно не знаю, но, видимо, вчера. Изакс сказал мне об этом уже вечером.
— Так оно и есть. — Лепис зло сплюнул. — Пока суд да дело, пока передавали по цепочке, агент потерял время. Поздно дошло. Понимаете? Повезло, Но имейте в виду, охранка быстро переменит тактику, и в следующий раз вы попадетесь. Придется временно свернуть работу.
— Это невозможно, — твердо ответил Плиекшан. — Не такая сейчас обстановка, чтобы сидеть притаившись. Да и по другим наше бездействие больно ударит. Вы, рижане, первыми это почувствуете.
— Хотите идти на заведомый провал? — Лепис вытер подошвы о траву и обулся. — Кому от этого будет лучше?
— Да никому, конечно… Просто нужно что-то быстро придумать. — Плиекшан помог Лепису отряхнуть пальто. — И безошибочно.
— Таких средств нет, и вы это знаете.
— Пора сматываться! — позвал его Люцифер.
— Погоди, я сейчас, — сказал Лепис и вплотную приблизился к Плиекшану. — Попробуйте в следующий раз ложную явку, — посоветовал он. — Назначьте в разных местах.
— Простите? — не понял Плиекшан.
— Все очень просто! — Лепис нетерпеливо схватил собеседника за отвороты пальто. — Оповестите всех, что готовится, скажем, раздача оружия, и назовите связным несколько разных явок. Не на квартирах, разумеется, чтобы не подвести людей. Понимаете?
— Теперь да, — улыбнулся Плиекшан. — Когда нагрянет полиция, сразу станет ясно, в какой группе провокатор.
— Вот именно! — Лепис протянул ему на прощанье руку. — А там уже легче докопаться. — Жанис! — Он поманил Кронберга. — Райнис тебе все объяснит. Одолжи-ка мне свою роскошную шляпу.
ГЛАВА 4
Мягкое сказочное лето разлилось по городу. Оставляя лоснящийся след, словно цветочная пыльца, размазанная по лепесткам, сочился повсюду ленивый, расслабляющий блеск. Едва тронутые загаром, нежно туманились женские лица, мелькая из-под кружевных шляпок, неслись пролетки на дутых шинах и элегантные ландо, заливисто звенели громыхающие трамваи. Пестрая оживленная толпа сновала по магазинам, раскупая товары для загородных забав: наборы фейерверков, серсо, удочки, крокетные молотки и купальные принадлежности.
Многие окна уже были затерты мелом. В гулкой тишине опустевших квартир отчужденно безмолвствовали остановленные часы, такие бесконечно одинокие среди укрытой чехлами полосатого тика неузнаваемой мебели. С каждым днем все больше фургонов с дачниками тянулось через весь город по направлению к побережью. На взморском вокзале не утихала веселая толчея. Вывалив сухие алчущие языки, под ногами шныряли в поисках не то луж, не то хозяев упущенные и откровенно бездомные псы.
Жажда морской прохлады и удовольствий томительно подтачивала город изнутри. Скрытые зеленью каштанов и буков, спрятались и позабылись на время вещая его старина, суровое и таинственное могущество. Даже замок и цитадель погрузились в зеленое расслабляющее оцепенение. Веселый шум и шелест портового парка заглушали вечное эхо скрепленных кровавой известкой камней.
Только дымы за рекой, уродливые склады и отполированные канатами чугунные тумбы набережной противостояли легкому сладостному безумию, которое лили на город зацветающие клумбы и надушенные вечерние туалеты дам. Неистовствовали чайки, которым с высоты планирующего полета открывалась невероятная даль, стаи голубей переносились с места на место с трепыханием крыльев и стоном, поднимали на карнизах и под навесами кровель бессмысленную возню.
Горожане пили минеральные воды в Верманском парке, ели липкое, быстро тающее мороженое из седых от инея металлических вазочек. Пивные заведения на Бастионной горке не затихали до позднего вечера. Густым бродильным духом исходили дубовые бочки в зеленых павильонах. Темное мартовское, светлое горькое, тминное и двойное карамельное пиво текло из медных надраенных кранов нескончаемыми пенными струйками. Каждый мог выбрать кружку по вкусу: большую или поменьше, узкую или пузатую, из литого стекла и деревянную, на народный манер — с плоской, в ручку вделанной крышкой, оловянную времен меченосцев и керамическую с цветной картинкой и остроконечной металлической верхушечкой. Студенты, присяжные поверенные, телеграфисты, железнодорожники, булочники и мелкий чиновный люд обретали здесь недолгий покой. Лениво пожевывали моченый горох, высасывали соленый сок из рачьей клешни. В знойной дымке дрожали очертания башен, отсвечивал подернутый мутной пленкой канал, вздымая клубы пыли, топталась по пустырю за городской гимназией рота солдат. Отрабатывали церемониальное прохождение: сто десять шагов в минуту.