Михара в ответ покачал головой, покачал утвердительно.
Зазвонил телефон. На этот раз Михара услышал сигнал. Он взял трубку, приложил к уху. Звонил Чекан.
Муму топтался возле плиты, разогревая уже немного остывший чайник.
— Ну, слушаю тебя, говори. Что-то голос у тебя изменился, — говорил в трубку Михара.
— А где ты был? — задал вопрос Чекан.
— Где-где… Спал!
— Ты спал? — словно бы не поверив, спросил Чекан. — Обычно ты меня будил.
— Да, спал, — спокойно ответил Михара. — Имею право. Я столько лет недосыпал, поздно ложился, рано вставал, что заслужил поспать на пару-тройку часов больше, чем всегда.
— Я тебя набирал уже дважды, даже позвонил доктору.
— Ну и что?
— Значит, ты еще не знаешь? — задал вопрос Чекан.
— А что я должен знать?
— Так вот, Михара, слушай, мне опер позвонил. — Да что опер, я уже в новостях видел, если хочешь, воткни телевизор в розетку, тоже увидишь.
— Что я увижу? — буркнул Михара.
— Прокурор мертв, — спокойно сказал Чекан.
— Какой прокурор?
— Какой-какой — наш прокурор, Прошкин!
— Как это мертв? — словно бы не поверив услышанному, бросил в трубку Михара.
— Повесился вроде наш прокурор. Утром нашли в петле.
— Да ты что! Не может быть!
— Вот тебе и не может быть, — ответил Чекан.
— А ты что? — спросил Михара.
— Я в порядке, вот звоню тебе.
— Откуда звонишь?
— Не из дома, — сказал Чекан, — из Балашихи звоню.
— Слушай, а тебя еще не искали по этому поводу?
— Кто меня должен искать?
— Ну, менты, прокуратура, ведь как-никак вас обоих напечатали в газете.
— Напечатали обоих, — сказал Чекан, уже понимая, куда клонит Михара, — а отвечать, боюсь, придется мне одному.
— Но ты же ни при чем? — задал вопрос Михара.
— Да, ни при чем.
Несколько секунд и тот и другой молчали.
— Слушай, вот что, — наконец промолвил Михара, — я бы на твоем месте время не тянул. Кстати, ты встречался с Львом Даниловичем?
— Бирюковский согласен, — бросил в трубку Чекан.
— Тогда, могу тебе сказать, что делать тебе в Москве больше нечего. Я бы на твоем месте в столице не засиживался, а съехал прямо сегодня.
— Мне нужно еще решить кое-какие вопросы — сказал Чекан.
— Так вот решай их и быстро уезжай, потому что тебя, скорее всего, возьмут.
— Так я же ни при чем, — сказал Чекан.
— Ты это будешь рассказывать в Матросской тишине или в Лефортово, и не мне, а ментам. Понял?
— Понял, я же не дурак, Михара.
— Так вот и уезжай. За недельку, если тебя здесь не побудет, ничего не произойдет, ничего не случится, а заодно дело сделаешь.
— А ты? — спросил Чекан.
— Я может, сегодня еще переночую, а завтра уеду в город.
Они еще минут пять разговаривали по телефону. Муму слышал весь разговор, он понял, кто звонит и о ком идет речь.
Наконец Михара отключил телефон и посмотрел на Муму, который пританцовывал у плиты с чайником.
— Что пляшешь, придурок? — почти шепотом промолвил Михара. — Тебе хорошо, ни хрена не помнишь, говорить не умеешь. Да и слышать ни черта не слышишь.
Вот повезло! — Михара допил чай и поднялся.
Как это ни странно, Чекана милиция не искала. Он был ей не нужен. То, что Прошкин покончил жизнь самоубийством, было слишком явно, хоть он и не оставил никаких записок, проясняющих свой отчаянный поступок. Но патологоанатом, вскрывший Прошкина, засвидетельствовал, что смерть прокурора была не насильственной, а количество алкоголя в его крови говорило о том, что он мог совершить любую глупость, и, в принципе, это обстоятельство всех устроило — и прокурора столицы, и генерального прокурора, так что расследование дела Прошкина можно было закрыть. Собственно говоря, главный виновник уже отсутствовал, он уже находился в другом мире и наказать его, привлечь к какой-нибудь ответственности не представлялось возможным.
А у Чекана действительно имелось очень много дел.
Он носился по городу из одного конца в другой, встречаясь с многими важными людьми. Ему необходимо было договориться на очень большую сумму. Ему требовались наличные для того, чтобы провернуть дело с алмазами. И как это ни удивительно, все у него складывалось наилучшим образом. Когда Чекан говорил о прибыли, не объясняя, естественно, суть дела, у многих загорались глаза, и они были готовы вложить в это дело значительные суммы. Ему верили, ведь в своей жизни он никого из партнеров еще не подвел.
Чекан решил лететь в Якутию не один, а взять с собой еще двух бандитов, мало ли что там может случиться. Самолет на Мирный вылетал в шесть утра. Чекан позвонил Михаре где-то в восемь вечера и сообщил, что билет на самолет у него уже в кармане и завтра утром он улетает. Михара поинтересовался, сколько людей берет с собой Чекан и какую сумму денег везет. Чекан ответил, что с досмотром багажа у него все договорено, Михару ответ вполне удовлетворил.
Во всех этих хлопотах, в суете, в разговорах Чекан на некоторое время даже забыл о Прошкине и об угрожающих звонках.
«Ну, украли кассету, использовали ее, но ведь использовали не против меня. Прав, прав Михара, били не в меня, били в прокурора. И поделом ему. Хотя о мертвых плохо не говорят».
— Борис, давай домой, — где-то в одиннадцать вечера сказал Чекан, уставший, утомленный мотанием по городу и разговорами, утомленный большим количеством выпитого. Ведь каждый, с кем он встречался, почитал за честь выпить с Чеканом.
Многие интересовались, как там Михара, куда он исчез, его не видно уже почти неделю.
Чекан на это загадочно улыбался:
— Отдохнуть ему надо, ведь не на курорте был. Надо подлечиться, хоть здоровье у Михары железное, но ведь и железо отдыха требует.
В одиннадцать он подъехал к своему дому и уже во дворе вдруг почувствовал, что страх не прошел, а был лишь приглушен суетой и приготовлениями к большому делу.
— Слушай, Борис, — сказал Чекан, — ты, наверное, заночуешь у меня.
Эти слова, сказанные довольно тихо и каким-то нейтральным тоном, Бориса поразили. Что-то в звучании голоса говорило о том, что Чекан чувствует себя неуверенно, что-то его беспокоит.
— Хорошо, — ответил Борис.
— Пошли.
Машина осталась во дворе, шагах в десяти от подъезда, на площадке. Борис вошел в подъезд первым, руку он держал в кармане меховой куртки, а пальцы сжимали пистолет. Чекан тоже был готов ко всему.
Но в подъезде было тихо, лампочки горели на всех этажах. Лифтом Чекан в последнее время не пользовался.
Вначале Борис, затем Чекан поднялись на площадку третьего этажа.
— Погоди, — сказал Чекан, подходя к двери и осматривая ее.
Он оставил одну памятку, и если бы дверь кто-то открывал, то памятка была бы нарушена. Это был маленький кусочек дерматина, почти незаметный. Чекан загнул, уходя, этот кусочек дерматина, вправив в дверь. Памятка была на месте, и Чекан с облегчением вздохнул: значит, в его квартиру в его отсутствие никто не наведывался.
— Ну что ж, — сказал он Борису, поворачивая один за другим три ключа, — вроде бы все нормально, все чисто.
Чекан открыл, и Борис, вытащив пистолет, первым вошел в квартиру. Чекан — следом. Борис осмотрел квартиру, затем это же сделал Чекан.
— Вот видишь, все в порядке, — сказал он то ли сам себе, то ли Борису, — Еда в холодильнике есть, так что ты приготовь пока что-нибудь перекусить, а я пойду приму ванну, что-то я совсем расклеился.
— Да-да, — сказал Борис, разделся и направился на кухню, где загремел посудой, накрывая на стол.
Чекан абсолютно голым стоял в ванной перед зеркалом. Шумела вода, тугая струя била о дно ванны, постепенно наполняя белую емкость. Бандит рассматривал себя. Всю грудь и плечи густо покрывала паутина татуировок. Чекан передернул плечами:
— Да, выглядишь ты ни к черту, — сам себе сказал преступный авторитет.
Действительно, несмотря на яркий свет, словно бы какая-то тень лежала на его лице. Но это была не усталость, это был страх, глубоко засевший и прочно поселившийся в его душе, проступивший сквозь кожу. Чекан как ни старался, не мог увязать воедино факты, хотя прекрасно понимал, что все последние события связаны, и связаны так прочно, что их не разорвать. Но пока, как он ни старался, этих прочных связей не видел. Смерть Резаного, смерть Прошкина, смерть Митяя — это какой-то замкнутый круг, точнее, цепочка, в которой все эти люди лишь звенья.