Женщина у двери сказала:
— Слава богу. Слава богу. Я тоже ужасно перепугалась.
Горничная плакала, уткнув лицо в фартук.
— А ну-ка, заходи.
И дядя, с большой жирной лысиной чуть не во всю голову, заковылял по длинной дорожке коридора. В узкой, заставленной бесформенной мебелью столовой они уселись под газовой лампой. Стол был накрыт на две персоны, горничная принесла чашку для Карла. И он сидел здесь, вытирая мокрое от слез лицо, это было утро после грозовой ночи, после того, как мать сделала это над собой. Они налили ему кофе, они уговаривали его пить, хвалили кофе, женщина велела горничной подрумянить ей на сковородке сухари.
— С поджариванием хлеба дело идет на лад. Девушка, наконец, научилась, — обратилась она к мужу, а мальчику пояснила:
— Нам приходится сушить хлеб. Ни я, ни дядя не переносим свежий. Почему это, собственно, от здешнего хлеба так пучит? Ты ведь наполовину крестьянин.
Муж, жуя, откликнулся:
— Оставь его в покое, он в другой раз тебе это объяснит.
Супруги умолкли и молча, очень медленно, очень внимательно принялись есть и пить, часто приглашая Карла следовать их примеру, хвалили мармелад. Женщина взглянула на Карла.
— И как такие вещи сваливаются на человека! Я все еще не могу притти в себя.
Муж сочувственно закивал. Жена вытерла рот.
— Ты видел, Оскар, как плакала Анна? Она — добрая девушка.
Карл пил кофе. Когда, наконец, можно будет встать? Внезапно, после благоговейно-обстоятельного жевания, муж сказал:
— Собственно, можно было бы позвонить в больницу и спросить, как ее состояние.
Жена вскрикнула.
— Я надеюсь, ничего опасного?
— Ну да, во все-таки следовало бы осведомиться.
И сейчас же, не дожевав, дядя заковылял из столовой. Карл и женщина, оставшись одни, ждали, не произнеся ни слова. Вскоре они услышали в коридоре его припадающие шаги и успокоительное:
— Все в порядке. Все в порядке. Ничего страшного. Врача, правда, не было. Сестра сказала, чтобы мы не беспокоились, что это лишь легкое отравление светильным газом. Отравление светильным газом — сказала она — излечивается.
Но лицо у дяди было озабочено. Он стоял за стулом жены, о чем-то с ней шепчась. Карл уловил несколько фраз.
— Кому-либо надо пойти и дать сведения, полиция заинтересовалась этим делом.
Расстроенный, он повернулся к Карлу.
— Где же второй? Ведь вас двое.
— Нет, нас трое. Марию мама отдала.
Он и не подозревал, что сестренка живет в этом доме.
— Это-то мы знаем. Но должен быть еще один ребенок — мальчик.
— Он у соседей.
— Так, так. Ну, вот что: до обеда я занят, ты пойдешь в больницу, Липхен, вместе с Карлом.
Он был сильно раздражен, рассеянно взялся за свои бутерброды. Липхен попросила его:
— Ешь, не торопясь, Оскар, не глотай непрожеванное. Это очень нездорово.
Она укоризненно посмотрела на Карла. На больших стоячих часах звучно пробило восемь. Карл подумал: сегодня никто не отведет малыша в школу, впрочем, это ничего — малыш всю ночь не спал. Дядя встал, вытер рот салфеткой и сказал, погруженный в свои мысли:
— Так ты напиши мне ваш точный адрес, а с полицией я уж улажу. Где они прочли мой адрес, на записке, что ли?
Мальчик тоже встал вслед за дядей, только женщина продолжала пить и еще заново наполнила свою чашку. Карл отрицательно покачал головой.
— Шуцмана не было, только пожарные.
— Так, так.
И дядя мрачно заковылял из столовой, оставив Карла одного с женщиной, которая пила кофе, укоризненно и даже с осуждением поглядывая на Карла. Когда за мужем захлопнулась входная дверь, она сказала:
— Волнения с раннего утра дядя совсем не переносит, — это сейчас же отражается у него на желудке, а тут еще имей дело с полицией.
Пришла Анна и стала убирать со стола. Женщина тронула Карла за руку.
— Ну-ка, расскажи нам еще раз, как это было. Потом мы пойдем в больницу и захватим немного цветов.
Слезы выступили на глазах у Карла. Женщина пояснила горничной:
— Они приехали из деревни, его мать — сестра барина. Когда деревенские приезжают в город и нет мужа, тогда все не так просто.
— Я и сама сколько в первое время мучилась, — сочувственно подтвердила Анна.
Анна заставила мальчика снова сесть: пока барыня оденется, пройдет еще много времени.
И вот Карл сидит на высоком стуле, у чистого, покрытого плюшевой скатертью стола, один в чужом доме. Вдруг он услышал детский голосок. Это — наша Марихен, они теперь одевают ее, если они приведут ее сюда, я непременно опять расплачусь. Но они не привели. Анна спросила было барыню, но та пренебрежительно скривила губы и лишь покачала головой.