— Ты ведь не забыл Маноли, правда, мой Димитри?
Старик на кровати, казалось, был ошеломлен его появлением. На столбике кровати висела пластиковая маска, соединенная со стоявшей на полу бутылью с разреженным газом. Старик опять закашлялся; казалось, его тщедушное тело не выдержит нагрузки сотрясавших все его существо спазмов. Георгия протиснулась мимо Манолиса, сняла со столбика кровати маску и накрыла ею нос и рот мужа.
Манолис обошел кровать и, встав с другой стороны, взял вялую холодную ладонь друга.
— Мицио, — хрипло произнес он, не в силах сдержать слезы. — Мицио, — повторял он вновь и вновь старое прозвище друга; ничего другого он сказать не мог.
Георгия убрала маску с лица Димитри. Его страх исчез. Ему удалось слабо улыбнуться.
— Друг, — прошептал он. — Я надеялся, что ты придешь и прикончишь меня.
Георгия шлепнула мужа по руке:
— Не говори глупостей.
— Почему? Кому нужна такая жизнь? Какая от меня теперь польза? — Дыхание у него было затрудненное, в паузах между предложениями из его горла вырывались прерывистые хрипы.
Манолис посмотрел на Георгию. В ее лице читалась спокойная решимость.
— Он смертельно болен, — тихо промолвила она. — Рак легких.
Она медленно нагнулась и вытащила из-под кровати сложенную инвалидную коляску. Быстро, сноровисто она собрала кресло. Димитри руками обхватил Манолиса за шею, Георгия взяла мужа за ноги, и они очень осторожно, бережно переместили больного с кровати в кресло. Георгия повесила маску мужу на шею и показала на бутыль с кислородом. Манолис поднял ее с пола. Бутыль оказалась на удивление легкой. Георгия повезла Димитри из комнаты. Манолис последовал за ней. Через гостиную и кухню они вышли на небольшую, тесную застекленную террасу с видом на задний двор. В углу висела икона девы Марии с Младенцем, перед которой на блюдце чадила лампада. Слабое пламя, как ни странно, отбрасывало блики теплого света на всю комнату. Георгия поставила кресло на стопор и жестом предложила Манолису сесть на диван.
— Пойду приготовлю кофе, — объявила она, удаляясь на кухню. Манолис, опасаясь сказать что-нибудь не то, смотрел на свои туфли. Он даже не принес им подарка, пришел к ним в дом с пустыми руками. Бескультурщина, животное, невежа. Хриплый, скрежещущий смех Димитри вызвал у него удивление.
— Прекрати, — глаза друга искрились лукавством, — хватит делать похоронный вид. Я еще не умер.
— Конечно, не умер, мой Димитри.
— Что побудило тебя наведаться к нам?
В вопросе друга не слышалось ни угрозы, ни обиды, но Манолису стало стыдно.
— Вчера я был на похоронах Тимио Караманциса.
Димитри смотрел перед собой, на холодный серый сад за окном.
— Я тоже хотел поехать… — Он протяжно вздохнул. — Но куда мне? Сам видишь.
— Конечно, конечно… — Манолис силился подобрать слова. — Встретил там много людей из прошлого, и мне стало стыдно, что мы так долго не виделись. Прости меня, Димитри, прости. — Господи Иисусе, Спаситель Всемогущий, Святая Дева Мария, не дайте мне расплакаться.
Димитри, улыбаясь, повернулся к нему. Положил руку на колено Манолиса:
— Ты прямо как женщина. За что ты извиняешься? — Он поморщился, хватая ртом воздух. — Это я должен просить прощения за то, что не навещал вас с Коулой. Так что мы квиты. — С видимым усилием он остановил очередной приступ кашля. Злясь на боль, ударил себя в хилую грудь. — Жизнь быстро прошла, а проклятая смерть сжирает медленно. — Он опять улыбнулся: — А ты хорошо выглядишь, как огурчик. Ты у нас всегда был здоровяком.
— Мне жаль, что так случилось с Янни. Я о нем только на похоронах узнал. — Манолис произнес это взахлеб, почти невнятно. Просто хотел поскорее выплеснуть из себя эти слова, хотел избавиться от них.
Улыбка Димитри угасла. Лицо его скукожилось, он обмяк в кресле. Манолис подумал, что он, пожалуй, еще никогда не видел друга таким иссякшим.
— Бог — большая сволочь.
— Что ты такое говоришь?! — В комнату с подносом в руках вошла Георгия. Манолис вскочил, желая ей помочь, но она жестом велела ему сидеть на месте.
— А то ты не слышала.
Георгия его проигнорировала. Она предложила кофе Манолису, одну чашку подала мужу. У того задрожали руки. Она обхватила их своими ладонями:
— Не Бог убил нашего сына, а бандиты.
— Значит, Бог тоже бандит.
Манолис был подавлен. Он ничем — и уж тем более не словами — не мог утешить своих друзей. Маленькими глотками он пил кофе, предпочитая хранить молчание. Почувствовав, что Георгия смотрит на него, он поднял на нее глаза. Она дружелюбно кивала ему.