Вместо этого она кивнула:
— Верно. Только все же давайте оставим разговор о религии. Я думала, Бог умер незадолго до моего девятого дня рождения, но, похоже, я ошибалась. А я терпеть не могу признавать свои ошибки. Так что давайте поговорим о чем-нибудь другом.
Джим все еще поглядывал на нее. Ей нравилось, что она — женщина, пьет вино, флиртует, развлекается.
— Пусть будет по-твоему, — рассмеялась Рози. — Больше никаких разговоров о Боге. Просто она мне здорово помогает. Думаю, мы с ней подружимся.
— С кем?
Анук, отвлеченная флиртом с Джимом, утратила нить разговора. Неужели отупение — это тоже проклятие беременности?
— С Шамирой, — ответила Рози. Она украдкой глянула на Айшу и быстро отвела глаза. Они уже говорили об этом, догадалась Анук. Ее кольнула ревность, как в детстве.
— Чем это она тебе помогает?
— Она всячески меня поддерживает. В деле о жестоком обращении с Хьюго.
Ну уж нет, обсуждать я это не стану, прикинусь дурой.
— Мы подали в суд на кузена Гектора. — Рози не решалась посмотреть на Анук.
— Забери заявление, Рози.
— Гэри настроен очень серьезно.
Раздосадованная Анук сердито глянула на Айшу:
— Ты хоть ее образумь.
— Это решение Рози, — твердо сказала Айша.
— Тогда я буду свидетельствовать в пользу Гарри и Сэнди.
Рози резко повернулась к ней:
— Ты же видела, как этот ублюдок избил Хьюго.
— Я видела, как Гарри дал пощечину Хьюго. И я видела, что Хьюго это заслужил.
— Никто не заслуживает того, чтобы его ударили, тем более ребенок.
— Это все громкие слова, пошлая болтовня нового времени. Ребенка нужно приучать к дисциплине, и порой это приходится делать физическим путем. Так мы усваиваем, что можно, а что нельзя.
— Заткнись, Анук, — в ярости прошипела Рози. — Ты не имеешь права так говорить.
Потому что я не мать? Она едва не призналась, ей пришлось прикусить язык, чтобы не сказать: я беременна. Она не должна повышать голос, свои аргументы она должна излагать спокойным тоном.
— Я говорю не только о твоем сыне. Я в общем смысле. Мы воспитываем поколение нравственных уродов, растим детей, которым незнакомо чувство ответственности.
— Избиение — не самый подходящий способ привить чувство ответственности.
— Гарри не избивал Хьюго.
— Он его ударил. Жестоко с ним обошелся. Это противозаконно.
— Чушь собачья, — взорвалась Анук. — Да, наверно, ему не следовало давать Хьюго пощечину, но то, что он сделал, не преступление. Нам всем хотелось отхлестать его в тот момент. Ты намерена испортить жизнь Гарри и Сэнди только потому, что Гэри вбил себе в голову, что Гарри поступил неправильно, и потому что бедняга Гэри у нас всегда жертва.
Анук не кричала, но говорила громко, напористо, настойчивым тоном. Она сознавала, что Джим и Тони за соседним столиком замолчали, но ей было все равно. Она хотела, чтобы ее слова зацепили, ранили Рози. Ей казалось, никогда в жизни ничто не раздражало ее так яростно, как эта ханжеская уверенность подруги в собственной правоте.
— Или ему просто скучно? Да, Рози? Гэри скучно, и он решил немного разнообразить свою жизнь?
Рози тихо всхлипывала:
— Ты не имеешь права. Не имеешь.
— Проблема Хьюго не в том, что Гарри его ударил. Проблема Хьюго в том, что ни ты, ни Гэри не в состоянии контролировать своего ребенка. Он ведет себя как поганец, а вам хоть бы хны.
— Все, Анук, хватит! — гневно воскликнула Айша.
Да, хватит. Ей больше нечего сказать. Она давно хотела выложить Рози все, что сказала ей сейчас, но теперь, выговорившись, почему-то не испытывала ни удовольствия, ни удовлетворения. Она чувствовала себя виноватой, подлой, видя, какой эффект произвели ее слова на подруг.
Айша держала Рози за руку.
— Ты не вправе так говорить, Анук. Рози права, — тон у Айши был ледяной, взгляд отчужденный, — тебе плевать на наших детей. Нам это известно, и мы тебя не осуждаем. Ты не любишь детей, не любишь говорить о детях. Ты постоянно даешь это понять, и мы уважаем твою позицию. Но в таком случае не думай, что у тебя есть право судить и поучать нас. — Айша боролась со слезами, голос ее дрожал. — Гарри не имел права бить Хьюго. Да, возможно, нам всем в тот момент хотелось ударить его, но суть в том, что никто другой из взрослых этого не сделал. Мы проявили самообладание, а это как раз то, что отличает взрослых от детей. Никто из нас не ударил его, потому что мы знали: это недопустимо.