Да, с ней в разведку не пойдешь, улыбнулся Якушевский. Такая непосредственность.
— Дмитрий Антонович! — снова закричала Князева, решив, что он не увидел ее. — Я здесь!
«Разве я называл ей свое имя? Или не называл?» — подумал Якушевский и насупился.
Они перебежали улицу и осмотрелись. В скверике было совсем мало народу, почти все скамейки пустовали.
— Присядем? — показал капитан на одну из них. Огромный куст цветущей сирени шатром нависал над ней.
— Ой как красиво! — сказала Лидия Павловна. — А у нас криминальные разговоры. Правда?
— Правда. Так сядем или нет?
— Конечно сядем. Хоть я и спешу…
Она подстелила под свою белую юбку платочек и осторожно села.
— А вы? У вас есть что подстелить?
— Обойдусь. — Якушевский сел и сказал: — Ну, выкладывайте, чего он там пел?
Он специально говорил грубовато, потому что боялся опять сказануть что-нибудь вроде «миленького голоска».
— Он пел «пошел купаться Апулей». А ведь Апулей это писатель? Тот, который про Золотого осла… — Она покраснела.
«Знает кошка, чье мясо съела», — внутренне усмехнулся капитан.
— Нет, Лидия Павловна. Апулей тут ни при чем. Наверное, он пел: «Пошел купаться Уверлей, оставил дома Доротею…»
— Нет, про Доротею он не пел. Это я бы запомнила.
Якушевский заулыбался. И расслабился. Он уже был уверен, что незнакомец пел эту редко встречающую в наше время песню про незадачливого Уверлея, а, значит, шансы найти его возрастали. Это вам не какая-нибудь общеизвестная лабуда, вроде «бу-бу-бу-ру-ру-ру».
— Вы довольны? — спросила Князева.
— Еще как! Готов вас расцеловать.
— Ну, нет! — запротестовала она. — Вы что? Смеетесь?
— Да шучу, шучу. — Капитан смотрел на девушку и улыбался. — А что, так противно?
— А я еще и номер машины запомнила, — не ответив на его вопрос, сказала Лидия Павловна. — Ну не весь… только слова.
— Какие? — посерьезнел Якушевский.
— Очень запоминающееся. Аут.
— Ну, молодчина, ну, молодчина! Вы подумайте, может, еще чего-нибудь вспомните. Телефон вы знаете.
— Не получится. Я завтра в поле уезжаю. Не телеграмму же давать?
— Уезжаете в поле… В какое поле?
— У меня работа такая. Летом в экспедицию еду. На Вологодчину. Сказки и присказки собирать.
— Так вы работаете?
— А вы что думали? Я как птичка Божья? В Институте русского языка деньги зарабатываю. У меня даже кандидатская степень есть, — похвасталась она.
— Вот бы я за сказками с вами поехал, — изумленно качая головой, сказал Якушевский. — Ну, просто поскакал, вместо того чтобы отморозков ловить.
Наверное, минуту или даже больше они сидели молча. Он смотрел на Князеву восхищенно. А она на него внимательно и с интересом.
— Да ведь это опасно, — сказал он наконец. И нахмурился.
— Опасно сказки собирать? Или присказки?
— Смешно? Вы же видели этого человека? А, значит, и он вас видел. И он знает, где вы живете. Вдруг он рванет за вами? Или пошлет кого-то?
— На деревню к дедушке?
— К бабушке! — буркнул капитан. Он пытался теперь говорить помягче, но у него это никак не получалось. И Дмитрий сердился от того, что она превращает все в шутки.
— У вас билет уже есть?
— Конечно. Теперь все следует делать заранее. И паспорт предъявлять как на самолет. А вы не знали? — спросила она с усмешкой.
— С вами про все забудешь.
— А вам нельзя забывать. Вы же все-таки в угрозыске работаете. — Князева явно забавлялась, глядя, как он сердится. Ее голубые-голубые глаза смотрели на капитана с ласковой иронией. Он ей такой нравился. Каждый бы это заметил, но только не сам Якушевский.
Первый визит Филин нанес на Ленинградский вокзал. Там когда-то работал Иван Семенович Бубнов — жилец и единственный — бывший — владелец сороковой квартиры. Так, по крайней мере, следовало из документов, которые нашли сыщики.
Припарковаться у вокзала было невозможно — пришлось искать место на проспекте. Евгений с трудом приткнул свой «логан» в плотном ряду «навороченных» автомобилей. «Попотеют», выезжая со стоянки, усмехнулся Филин, с трудом выбираясь из салона.
Иван Семенович работал начальником планового отдела пассажирских перевозок. Дежурная в зале ожидания понятия не имела, где находится этот плановый отдел. Ее форменная фуражка сидела залихватски на седеющей голове, но лицо было усталое, и глаза-щелочки все время пытались закрыться. Наверное, дежурная провела в этом красивом мраморном зале всю ночь. Не знали, где находится плановый отдел пассажирских перевозок и кассирши билетных касс. И только восточный человек с большой бляхой на белом переднике и с груженной чемоданами тачкой, показал Филину дорожку вдоль платформы: