Заскочив в подъезд родного дома и нажав кнопку вызова лифта, Костя, как всегда, проверил почтовый ящик. Ну, конечно: «Экстра-М» и гора рекламных бумажек, больше ничего. А это что такое?
Из кипы рекламных объявлений выскользнул длинный отрезок самого обычного листа печатной бумаги для компьютера. На нем крупными, жирными черными буквами, похоже, что на лазерном принтере, было напечатано: «YOU ARE DEAD!»
«Чья-то шуточка», — подумал Костя, скомкал бумажку вместе с рекламными воззваниями и уложил макулатуру сверху почтового ящика, оставив себе только газету с телепрограммой. Как раз подоспел лифт.
Еще только подойдя к двери квартиры, Костя услышал голоса родителей.
Они звучали нервно, взволнованно. Сквозь обитую ватином и кожзаменителем дверную перегородку трудно было разобрать слова, но Костя понял — разговор был напряженным.
Костя повернул ключ в английском замке. Дверь легко и беззвучно отворилась.
— Ну почему? Почему только тебя? — отчетливо расслышал он фразу, сказанную мамой.
— А почему ты думаешь, что только меня? — отозвался отец.
— Ну как же, ведь никого больше не допрашивали, а тебя допросили.
— Да это был не допрос.
— А что же тогда?
Костя понял, что родители не слышали, как он вошел.
— Меня просто попросили ответить на некоторые вопросы, связанные с исчезновением мальчика, — раздраженно ответил отец.
— Ну ты-то тут при чем? Почему других не попросили ответить?
— Откуда я знаю. Анну Петровну тоже расспрашивали.
— Анну Петровну понятно, она завуч. Но вот почему учительницу биологии не спросили, химика не спросили, а спросили только тебя?
— Тьфу, черт! — взорвался папа, — Да откуда я знаю?! Откуда я знаю, что эти менты себе думают? Я же не могу им в головы влезть. У них свои резоны.
— Резоны, — передразнила мама. — Вечно ты куда-нибудь влезешь. О Боже!.Я уже больше не могу!
На кухне нервно загремела посуда. Так бывало всегда, когда мама психовала. «Бам» — резко громыхнула брошенная ею кастрюля.
— Нет! Я все-таки не пойму! Не пойму, почему только тебя? Ты мне что-то не договариваешь. Давай рассказывай, что случилось?
— Ну, ничего не случилось. Ни-че-го.
— Как же ничего? Тебя допрашивают, а ты говоришь: «Ничего». Ну-ка, посмотри мне в глаза.
— Тьфу, черт. Да ничего не было. Ну все из-за ерунды, — начал сдаваться папа.
— Из-за какой ерунды? — еще больше напряглась мама.
— Ну, поставил я этому Кактусу «два».
— Какому кактусу?
— Да парня этого пропавшего так в школе кличут.
— Ну?
— Ну и… Да ерунда… Выхожу я из школы, а он стоит, меня поджидает. Встал в позу, палец в мою сторону выставил и говорит с таким вызовом, как в кино: «You are dead!» Я сразу-то и не понял, спрашиваю: «Чего, Митя?» А он уже по-русски: «Вы покойник, Виктор Викторович! Вы покойник!» Я покрутил пальцем у виска, мол, чокнулся ты, братец, и дальше пошел. И все бы окончилось. Да, как назло, это Петровна увидала. Ну завучиха наша. Выскочила откуда-то из-за угла, на этого дурака налетела и давай костить.
— И правильно, — перебила мама,
— А еще эта дура, — оставил без внимания мамину реплику папа, — из лучших чувств, конечно, рассказала об этом случае милиции, когда они утром у нас объявились. Ну и меня тоже потащили. Все выпытывали, за что он мне угрожал. Будто есть в этом какой-то там смысл.
— Правильно выпытывали.
— Да ну, ерунда! Паренек нервный, самолюбивый. Неужто на такую фигню стоит обращать внимание.
— Ох! — немного облегченно вздохнула мама. — Теперь все становится понятно. Ну что ты мне все сразу не рассказал?
— Не хотел, чтобы ты зря волновалась.
— Спасибо тебе. А я, значит, не волновалась?
— Ну, дурак, — виновато прогудел папа.
— Дурак, — согласилась мама.
— Как есть дурак, ваше благородие! — попробовал все шутить папа.
— Ох, сиди уж.
Мама опять загремела кастрюлями, но уже не так нервно и пронзительно.
— Где же Костя? — все же обеспокоенно произнесла она.
— И этот куда-то запропастился, нигде его найти не мог, — раздраженно пробурчал в ответ отец. — О! Вот он!
Костя закрыл дверь и нарочно погромче хлопнул замком.
— Слава Богу! — засуетилась мама, спеша Косте навстречу. — А то тут у нас Бог знает что творится. Кошмар какой-то. Ты где был?
— Где, где — в лицее.
— А что так задержался? Тебе же еще в твой клуб сегодня ехать.
— Успею, — отмахнулся Костя.
— А уроки?
— И уроки успею.
— Ну, смотри. А то тут у нас папа… Если еще и ты тоже… Ладно, иди-садись есть, все уже остыло.
Костя не стал расспрашивать, что «тут у нас папа». Все равно бы ничего толком не рассказали. Все маленьким его считают. Вот и приходится подслушивать. А что делать?
Он переоделся, помыл руки и пошел на кухню. На столе уже стояла тарелка борща. Папа тоже остался на кухне, отпивался чайком после трудного разговора. Только по нахмуренному лицу мамы Костя понял, что разговор все-таки не окончен. Вон брови аж у переносицы сошлись.
Он не ошибся. Мама не удержалась, когда Костя не спеша приступил ко второму — вареной картошке с котлетой.
— А что, если тебя и завтра будут расспрашивать? — спросила мама, отрезая для Кости кусок хлеба и глядя в стол.
— Да нечего больше расспрашивать, — беззаботно сказал папа.
— А на служебном твоем положении это никак не отразится?
— Ну уж… — папа развел руками, поднялся из-за стола и пошел в другую комнату от греха подальше.
Посидев еще минуту на кухне, мама тоже поднялась и молча последовала за отцом, оставив Костю доедать в одиночестве.
А он был не против. Он уже и так узнал все, что мог. Дальше слушать бесполезную перепалку родителей ему вовсе не хотелось. Да и одному лучше думается, а подумать было над чем. «Так значит, не совсем шутка? — рассуждал Костя. — И, главное, ясно чья. „YOR ARE DEAD!“, значит. Ну, погоди, Глобус, это тебе даром не пройдет. Попробуй отыщись теперь, сволочь». Костя серьезно разозлился, ему было обидно за отца. Потому что отец очень добрый и никому в лицее не сделал ничего плохого. Если и поставит кому «два», так потом все сделает, чтобы получивший плохую отметку сумел ее исправить. И со всеми ребятами у него отношения были неплохие, только Глобус выеживался. Да, записка… Откуда она могла взяться? Еще вчера этой компьютерной записки в их почтовом ящике не было! Костя знал это точно, он сам проверял его дважды. Первый раз, когда шел из школы, и второй — когда возвращался в десять вечера после компьютерных игр у Димки Корнеева. Не было ни фига в ящике. Не было! Значит… Значит, без труда догадался Костя, эта записка могла попасть в ящик только вчера вечером, после десяти часов, или сегодня утром. «Стоп! — от удивления Костя даже выпрямился на стуле. — Сегодня утром этой записки тоже не было!»
Почтовые ящики расположены в подъезде так, что он проходит мимо них каждый раз, когда выходит из дома или входит в него, и проверяет он тоже каждый раз совершенно автоматически. Но он точно помнит, что сегодня утром достал из почтового ящика классную рекламу. На ней была фотография того самого «Сааба», который он недавно видел по дороге в лицей, и указывался адрес автосалона, в котором можно приобрести эту замечательную машину. Костя еще подумал тогда, что надо бы съездить посмотреть, а реклама и сейчас лежит у него в портфеле. В учебнике по алгебре. И, кроме этой рекламы, ничегошеньки в ящике утром не было, в этом Костя уверен был на сто процентов. Значит, кто-то подложил записку, когда Костя был уже в школе. Только кто? Не почтальон же. Неужели Митька? Что ж тогда думать о его исчезновении?
Костя быстро встал из-за стола. Он решил спуститься вниз и взять эту дурацкую записку. В голове его крутились такие сухие, точные, но тревожные слова, как «вещественное доказательство» и «неопровержимая улика». Что он «докажет» какой-то запиской и кого «уличит» — Костя не знал, но решил отправиться за этим клочком бумаги немедленно, потому что вдруг уверился в его большом и таинственном значении.