— Эй, Пувилон, — негромко позвала я.
— Не буду причаливать! Обещал к Похгоболе отвезти, туда и отвезу.
— Да я не причаливать. Я это… Ты прости меня, а? Я и правда ведьма. Не совсем, но почти. Я боялась сознаться. Простишь?
— Не совсем? — поднял голову лодочник. — Тогда, может, ничего еще? Можно мамке и не сказывать.
Я многозначительно промолчала. Да и что я могла сказать? Что не собираюсь знакомиться с его мамой ни при каких обстоятельствах? Он и так не в себе после событий минувшей ночи, зачем дополнительно расстраивать? Я прекрасно знала, что в некоторых ситуациях лучше ничего не предпринимать, в надежде, что само рассосется, и надеялась, что этот случай как раз из таких. Не в том смысле, что рассосется мама Пувилона, а в том, что поэт-лодочник сам передумает нас знакомить.
Вообще-то это хорошо, что мое ведьмовство раскрылось. Я уже говорила, что не люблю врать, а тут еще и польза — могу избавиться от лишнего жениха. Между прочим, умей я врать, легко могла бы убедить наивного великана, что никакая я не ведьма — у меня же нет хрундюка. Баба Гроха, правда, сказала, что я вся хрундюк, но Пувилон до такого вряд ли додумался бы.
Тут до меня наконец дошло, что я совершенно правильно поступила, не погнавшись за сошедшим на берег лгуном Лапутуном. Кстати, «лгун Лапутун» неплохая рифма, напрасно ее лодочник не использовал… Но я вернула убежавшую мысль на место и додумала ее до конца: Лапутун не мог быть королем, потому что у него нет хрундюка! Даже у королевского сына, моего любимого Гошеньки, гребень на полспины, а у папы вообще нет? Не может такого быть. Кстати, по возрасту Лапутун тоже не мог быть Гошиным папой, это бы я могла и сразу сообразить. Впрочем, тут возможны варианты: король мог каким-нибудь способом омолаживаться. Кто их, королей, да еще в магическом королевстве, знает! А вот хрундюк так просто не спрячешь — я ведь лгунишку, считай, рентгеном просветила — чисто.
Мысль о нашем временном попутчике заскользила было дальше: кто же он тогда такой на самом деле, но тут лодка ткнулась носом в берег, и Пувилон провозгласил хладнокровным тоном поездного диктора:
— Мы прибыли к реке Похгоболе. По нашему уговору, дальше я не поплыву.
— А дальше и не надо, — широко улыбнулась я, чтобы хоть как-то поднять лодочнику настроение. — Спасибо тебе вот такущее! — раскинула в стороны руки.
— Ты Похгоболу с лодки посмотришь, или будешь выходить? — задал Пувилон вопрос, из которого следовало, что назад меня везти он все-таки не передумал.
— Я сойду. Вообще-то, я тебе уже говорила, что и столицу хочу посмотреть.
— А я тебе говорил, что меня туда не пустят. А теперь и тебя тоже.
— Чего это вдруг? — удивилась я. — Законы поменялись? А как ты узнал?
— Ты поменялась. Я узнал, что ты ведьма. А их в столицу кто же пустит? Вдруг порчу на короля наведут.
— Но я же все-таки не совсем ведьма, — с надеждой сказала я, поскольку новость лодочника меня никак не устраивала.
— Привратники сразу увидят, совсем или не совсем. Только думаю, что им и «не совсем» хватит, чтобы тебя не пустить. И Болтуна твоего не пустят.
— Потому что он тоже… — чуть не проговорилась я, что ежик тоже ведьмак, пусть и не совсем. К счастью, Пувилон договорил за меня:
— Потому что он зверь. Нечего зверью в столице делать.
— Фыр-р! — возмущенно вставил Болтун, и я поняла, что он хотел сказать, потому что вспомнила слова Грохломы:
— Зверью нельзя во дворец, а в сам город можно, не выдумывай. А во дворец мы и… не того… Чего мы там забыли? — и хихикнула, чтобы лодочник ничего не заподозрил: — Порчу на короля наводить?
— Ну пусть ежа твоего в столицу и пустят, — сказал Пувилон. — Одного. Пойдет он туда один-то?
— Нет, — ответил Болтун.
— Что ему там одному делать? — добавила я.
— Вот и я о том. Так что посмотри еще на Похгоболу, да назад поедем — против течения мне грести придется, больше времени уйдет.