— Можно?!
— Курдец, — послышалось из комнаты.
Я вошла — и чуть не села прямо на пол. Нет, штаны он на голову не надел. Это вообще был единственный предмет одежды, который Гоша использовал по прямому назначению. На голову он надел футболку. Точнее, замотал ею свой красиво стриженный кочан на манер тюрбана. Носки гребешочник натянул на руки. Ах да, еще он правильно надел тапки. Правда, на босые ноги. Только почему-то уже не пыльные. Ответ обнаружился быстро — неподалеку валялись на полу испачканные грязью и пылью трусы.
Сам законодатель новой моды выглядел очень довольным. Я не выдержала и расхохоталась. А потом сказала:
— Прямо в точку. Действительно, курдец.
После этого я с горем пополам объяснила своему гостю, в чем он не прав, и общими усилиями мы расположили предметы одежды на нужных частях тела. Кроме трусов. Их мне опять пришлось отправить в стирку. Ничего, походит пока без них, джинсы не настолько протерты, чтобы просвечивать.
Я и так уже понимала, что без знания хотя бы основных слов и фраз нам с Гошей трудно будет о чем-либо договориться. Вынужденное переодевание лишь укрепило эту мысль, а последующий перекус бутербродами с кофе вывел ее на верхнюю позицию списка первоочередных дел.
С кофе вообще вышло так, что его мы даже не попили. Я поставила перед гостем чашку, плеснула туда совсем чуть-чуть и жестом показала: попробуй. Себе же налила как обычно, доверху. Но успела сделать всего один глоток. В следующий момент Гоша, проведя осторожную дегустацию, завопил словно резаный: «Улюхапа!!! Покатол обиссяки!» и выбил у меня из рук чашку.
— Сам ты ссяка, — обиженно буркнула я, подбирая осколки. — Очень даже неплохой был кофе.
Глава 2
Теперь требовалось решить, кто из нас будет обучаться: Гоша русскому или я обиссякскому. В принципе, на память я не жаловалась, английский, к примеру, дался мне легко. Но и преподаватель на курсах был хороший. Я сильно сомневалась, что мой находимец обладал педагогическим талантом, а даже если и так, то попробуй это втолковать гребешистому сенсею. Да и мне, если честно, не особо хотелось учить чужой язык для того лишь, чтобы разговаривать на нем с единственным человеком, и то, я надеялась, недолго. Пусть лучше гребешочник учит русский, ему-то это может и в том же магазике пригодиться, не век же он у меня в квартире будет сидеть.
Я привела накормленного бутербродами Гошу в комнату, поставила в центре стул на колесиках и объявила:
— Буду учить тебя разговаривать по-нашему. По крайней мере попытаюсь. Садись.
Вряд ли Гоша хоть что-то понял из сказанного, но мой палец, указывающий на стул, оказался хорошим помощником, ученик занял свое место.
А я стала думать, с чего бы начать, невольно крутанув при этом стул, что, судя по счастливой улыбке, явно понравилось обучающемуся. Неплохо было бы дать ему понять, что это он и есть. В смысле, что я задумала его именно учить, а не просто поиграть в карусельку.
Я решительно остановила стул и сказала:
— Слушай внимательно. Вот я, — открыла я рот и поболтала языком, — говорю. Бла-бла-бла и все такое. Это называется го-во-рить. А ты, — дотронулась я до ушей ученика, — мое бла-бла-бла вот этим принимаешь. И это называется слу-шать.
— Бля-бля-бля, — широко улыбнулся Гоша.
— Будешь такое говорить, родителей вызову. Нет, вот плохое они схватывают быстро! Даже пришельцы с гребнями. Хотя я сказала совсем другое. — Я почесала затылок и продолжила урок: — Значит так: го-во-рить, — показала я на свой рот, — слу-шать, — ткнула пальцем сначала на левое Гошино ухо, а потом и на правое. — Теперь наоборот… Когда ты произносишь свои «обиссяки» и «акутуры»…
— Акутура!!! — подпрыгнул со стула учащийся и принялся озираться.
— Энатакор, сядьте! — притопнула я. — «Акутура» — это образно. В смысле, что это ты го-во-рить, а я, — легонько хлопнула я по ушам, — слу-шать. Понял?
Но Гоша не понял. О стоял, явно встревоженный, а потом помотал головой:
— Акутура котока.
— Котока, котока, — шагнула я к нему и невольно погладила выпирающий сквозь ткань футболки гребень. — Все хорошо.
— Все хорошо? — переспросил Гоша.
— Ну конечно, глупенький. Нет тут никакой а… — Я как открыла рот, так и забыла закрыть. Потом все-таки вспомнила и просипела сквозь пересохшее горло: — Что ты сказал?
Но мой удивительный находимец молча смотрел на меня сквозь темные стекла очков, определенно не понимая, чего я от него хочу. Но он ведь только что, четко, даже без акцента, переспросил меня… Впрочем, он скорее всего опять спопугайничал, просто уж очень к месту получилось.