Я в наклонку бельё полоскала,
Чую сзади чужие глаза
Прожигают, а я это знала,
Это Васька с другого двора.
Я не против, пускай зеньки пялит,
Я юбчонку ещё подняла,
Может к вечеру всё же заглянет,
Ту неделю всю зря прождала.
09.09.14.
Старый мерин
Старый мерин я, старый мерин,
И жую, чем осталось, овёс,
Слава Богу, хозяин отмерил,
К живодёрне меня не отвёз.
Я ему послужил, он доволен,
И из сЕчи унёс, чтоб он жил,
Он меня после этого холил,
И, наверно, хоть каплю любил.
Вот стою, чуть понурился, в стойле,
И уж ноги трясутся, устал,
Видно, время пришло к Богу в гости,
Не могу, если смог бы, сказал.
Но хозяин пришёл, присмотрелся,
Молодняк, видно, радует глаз,
И ко мне: «Здравствуй, Шустрик,
наверно,
Ты всю ночь не смыкаешь здесь глаз.
Знаю, знаю, стареешь дружище,
Ну, иди», и открыл воротА,
«Погуляй и от пуза наешься,
Видно, время пришло и пора».
…В чистом поле прилечь и остаться,
Глаз закрыть, чтоб ушла суета,
С чистой совестью там отчитаться,
Где все кони вновь скачут с утра.
09.09.14.
Хлопотушка моя, хлопотушка…
Хлопотушка моя, хлопотушка,
Ветер в кухне от женских забот,
На плите что-то варится дружно,
И варенье из банок плывёт.
Всё успеет: помыть, приготовить,
Если надо и мужа послать,
Но так хочется к вечеру верить,
Что затянет меня и в кровать.
09.09.14.
Чукотка Аляска
Всемирный сход собрался по зиме,
Хотя здесь лета вовсе не видали,
Кругом вигвамы с чумами стояли,
Костры горели в вечной мерзлоте.
Огромная толпа вокруг костра,
Где всех племён старейшины сидели,
Уж третью неделю только ели,
Но думали за всех и не спеша.
Шаманов бубнам глубоко вникали,
Лишь изредка в такт веки поднимали,
Кивали, правда, тоже иногда,
Но то закон и это на века.
Поднялся главный чукча, весь седой,
И посохом провёл вокруг два круга,
И объявил, что можно разговор
Начать, пока не навалилась вьюга.
«Поведай нам, старейший алеут,
Что на большой земле за вами тлеет,
Какие люди нынче там живут,
И почему вдруг исчезают звери?».
«Мой чукча брат, у нас одна беда,
Там где искрится всё на небосклоне,
У белых вдруг случилась все ж война,
И не видать их больше, вот же горе.
Их вождь, не знаю как назвать,
Затёрся к ним из племени другого,
Весь чёрный – можно не стирать,
Себя убил и всех, вот что хреново.
Теперь там всё дымится и искрит,
И огненную воду не подвозят,
Птиц не видать и зверь весь перебит,
Людей не видно, даже не елозят.
Вот эскимос, он тоже подтвердит,
Последний раз всплыла большая рыба,
С железным брюхом, но не кит,
И, покачавшись на волне, – на дно,
как глыба.
А инуипиты, живы ли ещё?
Ведь это наше родственное племя?
– Те молодцы, попрятались давно,
Я их видал недавно на неделе.
Вы сами как? За вами тишина,
Там вроде бы тайга ещё стояла,
Сейчас до горизонта всё снега,
Не видно ни конца, и ни начала.
Коряк или эвенк мне нашептал,
Что был далёко где-то за горами,
Какой-то нам неведомый ЕС,
Всех тормошил, чтоб все не засыпали.
Да был ЕС, не знаю перевод,
И что хотел, я тоже не представлю,
ЕС исчез и весь его народ,
Наверно, про него и мысль оставлю.
Ко мне давненько из Руси дополз
Полуживой какой-то доходяга,
И, матерясь, пред смертью произнес,
Что Русь жива и вот на то бумага.
Вот та бумага, да на ней печать,
Кто может прочитать? Все промолчали,
ЮкАгирь по годам лет двадцать пять:
«Давай прочту, когда-то обучали».
И он прочёл, что там была война,
Что там земля вся боком повернулась,
На всей земле есть вечная зима,
Всё человечество от этого загнулось.
А кто найдет и прочитает документ,
Тот на земле останется хозяин,
И люди севера вдруг просекли момент,
И с радости пустились в странный
танец.
Натанцевавшись просто от души,
Забыв о том, кто им читал послание,
Но он добавил тихо, не спеша,
Тут есть дописка или приказание.
Кто на земле находится живой,
Пускай идёт к земле, что кличут Новой,
Там русские зимуют, не впервой,
И к новой жизни все уже готовы.