Перед самым концом, когда Диметра была уже готова достичь коитуса Олег, присев прямо над ее приоткрытым ртом, оросил столь вожделенным мочеиспусканием ее жаждущие губы.
- Тебе нравится, дорогая, как я на тебя писаю? – нежно спросил он.
- Да, любимый, - задыхаясь от нахлынувшего оргазма едва могла ответить она облизвая пальцы с закрытыми глазами.
И вот наконец цель была достигнута, следы любви стекали с ее ног, и в ту ночь, еще одну ночь проведенную с Олегом Диметра была счастлива.
- О, боже! – воскликнула она медленно открывая глаза. – Как же я тебя люблю!
- Да брось, Плазик, - загадочно улыбаясь во все лицо и при этом хитро прищурив глаза вдруг начал Олег. – Ты любишь не меня, а только мой образ, тот мифический идеальный образ что существует в твоей прекрасной головке и не соответствует действительности. Признайся, что одень я платьице, накрась я ногти, отпусти я волосы – ты же первая бросишь в меня камень. Вот я – я действительно тебя люблю, Диметрочка. Уходя на работу мечтаю: лишь бы рабочий день, скучные лица моих больных, коллег – чтобы все это быстрее кончилось, быстрее настал вечер, чтобы прийти домой, обнять тебя, поцеловать вдыхая аромат твоего тела.
- Любимый, это не так. – губы Диметры задрожали и глаза были готовы заплакать. – Когда ты уходишь я тенью твоей мечтаю стать и ночь сна как самое тяжелое расставание.
- Ну все-все, тихо, - сжал он руку Диметры. – Только не надо плакать! Я про платье пошутил, одевал правда пару раз, но это было еще в школе, даже фотография «первый раз в первый класс» сохранилась, где в белом фартучке и с бантиками.
- А покажи.
- Уверена?
- Да.
Встав первым Олег продал руку Диметре, чтобы она не поскользнулась в сколькой мокрой ванной.
- Вот, а на этой фотке мне четырнадцать лет, - рассказывал он медленно перелистывая тяжелый альбом с фотографиями. – Я тогда сорок два килограмма весил.
- Какой красивый!
- Что и требовалось доказать! Тебе нравится только мое тело, а не я сам как таковой.
- Нет же! Я люблю тебя.
- Нет, Диметрочка. Это я тебя люблю, причем со всеми твоими недостатками.
- Недостатками?
- Ну да. Со всеми-со всеми.
- Например, с какими?
- А с такими, что ты не любишь ни себя, ни окружающих, - внимательно посмотрел на Диметру Олег. – Ты зла на весь белый свет, всем завидуешь. Это разрушает тебя.
- Не говори так. Это не так.
- А кто тебе еще скажет правду если не я? Слова другого ты в штыки воспримешь.
- А кто этот смешной молодой человек? – Спросила Диметра, глядя на очередную фотографию, на которой с ним был запечатлен обнимающийся Олег.
- А это мой первый парень, о котором я много тебе рассказывал. Он еще тогда весил восемьдесят. Смотри, какая пухляшка. А подсев на порошок он стал резко терять в весе, ну а чем это закончилось ты должна помнить.
- Да… Он умер у тебя на руках.
- Он был философом вроде тебя: по утру не мог вспомнить куда положил носки, зато помнил наизусть труды всех мало-мальски известных экзистенциалистов. Чудной был до жути. Когда я окончательно переехал сюда ухаживать за бабушкой, так он нашел меня пообещав уговорить мать прекратить водить меня по психиатрам.
- По психиатрам? – глаза Диметры раскрылись удивления. – Ты никогда об этом не рассказывал.
- А тут и рассказывать особенно нечего, - махнул рукой он. – Энгельс – это город очень маленький, слухи разносятся быстро. Маме кто-то донес, что я стоял и целовался с девочкой, после чего состоялся серьезный разговор.
- И что было дальше?
- Я не стал отпираться, рассказал что впервые я ощутил себя мальчиком в двенадцать лет и каждое утро говорю себе перед зеркалом: «я парень, я парень, я парень». После такое началось. . Она решила, что наши местные врачи не помогут, только московские. Так и состоялось мое первое знакомство со столицей нашей Родины.
- А дальше? Они упрятали тебя в психушку?
- Нет. Время брежневской карательной психиатрии к тому времени уже прошло. Я сумел убедить психиатра в том, что мое поведение и внешний вид связан с тоской по бабушке. Так, собственно говоря, я и остался в Москве. – Отложив фотоальбом он обхватил руками голову.
- Что такое? – заволновалось Диметра.
- Ебаная мигрень снова обо мне, сука, вспомнила. Блядь! – Олег, согнув ноги, положил голову на колени сидящей на диване Диметре. – Расскажи что-нибудь, твои мантры успокаивают.
- Хорошо, - нежно гладила его по голове Диметра, перебирая его короткие волосы. – Оказывается, в ученых кругах всерьез обсуждается теория о нереальности нашего мира, всего того что нас окружает.
- Это вполне может быть правдой, - протяжно, расслабленный от поглаживаний Диметры заметил Олег, не открывая глаз. – Этот мир, люди, окружающие нас вещи – все это может быть нереальным.
- И даже ты. Я на самом деле могу сейчас лежать в больнице, в коме и все вокруг может быть нереальным.
- Как и я. Самое смешное, милая, что мы этого никогда не узнаем. Ты, например, может быть и не сидишь сейчас на диване, а летишь в кресле самолета или была за рулем попавшей в аварию машины.
- Но я даже водить-то не умею. Это ты любишь гонять на предельных скоростях.
- А ты уверена? Уверена, что твоя жизнь, знания, умения, навыки подлинные, а не очередной сон, всего лишь сон?
- Не уверена. Ни в одном из своих снов я не воспринимаю их в качестве снов. Наоборот, они ярки и реалистичны. Я часто вижу нас вдвоем в местах, где мы никогда не были.
- А что это был всего лишь сон понимаешь только просыпаясь? Так может сейчас ты спишь, а явь там, настоящая? Смотрела фильм «Тринадцатый этаж»?
- Нет. О чем он?
- В сюжете главный герой считал свой мир реальным, а потом по совету погибшего друга выбрал безлюдную дорогу и ехал до конца, увидев границы симулятора своей реальности.
- Возможно, весь наш мир всего лишь проекция, компьютерная модель.
- Ох, ну и голова у тебя, прямо дом советов. Пошли, лучше выпьем?
- Пошли. Как твоя голова?
- Прошла. Я всегда знал, что твои истории помогают.
- Странно, что мои истории так на тебя действуют.
- А в жизни все странно, - достал из холодильника бутылку с Мартини зеленого цвета Олег. – Я говорю… Мы же на самом деле может в данную минуту быть и египетскими фараонами, замертво лежащими в саркофагах своих пирамид; и плавающими в мире алкогольных картинок бомжами, лежащими под забором; и даже планктоном, проглоченным огромным китом, и вся наша жизнь – это всего лишь галлюцинация от того, что его желудок нас перерабатывает. Есть только один способ узнать правду, до ни тебе, ни мне он не подойдет.
- Какой? – Диметра поставила на стол два маленьких стаканчика, а Олег разлил по ним остатки Мартини.
- Выбрать самую высокую крышу и прыгнуть.
- Умереть собственноручно как-то страшно.
- За тебя, любимая, - произнес тост он и выпил холодный вернут практически залпом. – Я и говорю, что не подходит и даже не из-за страха смерти. Ты знаешь, Диметрочка, человек теряет за жизнь девственность всего четыре раза: при рождении, первом сексе, первой передозировке и смерти. Так вот задача каждого – это как можно дольше не лишаться четвертой.
- А у тебя была передозировка?
- Да, и это было страшно. Я не хочу сейчас об этом говорить. Ок? Пойдем лучше в бар?