Роберта разбудил какой-то шорох. Вот так всегда: если особен но устал, то, едва уснешь, как что-нибудь обязательно разбудит - гудок ли машины за окном, внезапный ли приступ безумия у пьяного соседа сверху - и после этого сколько ни повторяй себе: "спать, спать", ничто не помогает. Ночной дом полон загадочных скрипов, стуков, шелеста, неритмичных шлепков, поразительно напоминающих шаги босых ног - или лап? Никому еще не удалось внятно и вразуми тельно объяснить природу этих звуков, но каждый из них ударяет по взбудораженным нервам, как взрыв. Вот и попробуй тут вновь отклю читься. Так и маешься до света, и только ранним утром провалива ешься в забытье, более похожее на хмельное, и просыпаешься с чу гунной головой.
Роберт прислушался, не раскрывая глаз. Никакого шума, кроме приглушенного жужжания улицы. Не смотри, ни к чему, засни, убеждал он себя. Смежи веки, погрузись в дрему, отдайся объятьям Морфея, черт возьми. Чтобы расслабиться, он начал представлять себе пооче редно всех знакомых девушек в самых рискованных позах. Это было приятно, но релаксация не наступала. Тогда он принялся вспоминать в мельчайших подробностях служебную документацию. Этот прием был надежнее, и Боб уже чувствовал, как его "я" отступает, растворяет ся в мутных водах, подымавшихся из подсознания... И тут шорох раз дался вновь. На сей раз он прозвучал резче, настойчивее. Казалось, некто или нечто задалось целью во что бы то ни стало разбудить его. "Нужно раскрыть глаза и проверить, что там", - убеждал себя Роберт - и не мог исполнить собственный приказ. Тело не повинова лось. Шелест повторялся и становился громче. По спине побежали му рашки, в конечностях ощущалась противная слабость. Наконец Криспен стряхнул с себя оцепенение и с усилием разомкнул веки. Но кошмар, который должен был, по идее, кончиться, продолжался. В спальне ко лыхались зыбкие тени. По углам горели, приковывая взор и ослепляя, крохотные точки, яркие, как нить накаливания электрической лампоч ки. Они пылали, словно топки адских печей, но ничего не освещали вокруг себя и казались дырами в ночи, проколотыми колдовской бу лавкой. Что-то неведомое надвигалось из тьмы. Вот оно приблизи лось, коснулось изножья кровати, поднялось на спинку и бесформен ной грудой застыло на ней. Помедлив около минуты - сердце Криспена колотилось так, будто требовало отпустить его на волю - оно пере валило на одеяло и поползло по нему, нащупывая дорогу двумя смутно видимыми в призрачном свете луны то ли клешнями, то ли щупальцами. "Конец, - понял Роберт. - Смерть". И, чтобы хоть как-то противос тоять этой безысходности, он рывком сел и вцепился в шевелящуюся кучу. "А если эта гадина ядовита?" - мелькнула паническая мысль, но Криспену было уже всё равно. Он рвал в клочья паутину бессилия, давил и душил сжавшегося в плотный ком врага. Не выпуская всё еще вяло сопротивлявшегося противника, Боб соскочил на пол и босиком добежал до выключателя. Тот привычно щелкнул, и умиротворяющий свет трехсотваттовой люстры залил комнату. Роберт держал в кулаках собственный, измятый и, конечно, абсолютно не одушевленный, пид жак, а кровать выглядела так, словно в ней гитлеровская зондерко манда ночевала с ротой русских партизанок. Никаких точечных огонь ков тоже, разумеется, не было. Не появились они и тогда, когда Криспен, в сердцах швырнув изнасилованный пиджак на кресло, с не которой опаской выключил люстру. Никто на него не нападал и, види мо, не собирался. Совершенно измученный, он, волоча ноги, добрался до кровати, опустился в нее, обнял подушку и отключил все связи с внешним миром.
Утром пиджак, как обычно, висел на стуле. "Значит, это был только сон", - подумал Роберт и, к своему удивлению, испытал даже нечто вроде легкого разочарования. По пути на работу он незначи тельно превысил скорость, и, конечно же, фараоны оказались тут как тут. Огорченный штрафом, Роберт и думать забыл о полунощных виде ниях. Сегодня был "нехорроровский" день, и сотрудники обращали на Боба не больше внимания, чем на прошлогоднюю/ подшивку "Чикаго дейли ньюс". Не успевшие ранее поглазеть на него курьерши загляды вали пару раз и, разочарованно фыркнув, удалялись. "Похоже, я ста новлюсь местной достопримечательностью, - усмехнулся про себя Криспен. - Скоро будут экскурсии возить. Но только в нечетные сут ки". К вечеру и финансовые потери были отодвинуты на задний план текущими делами, ну, и мыслями о грядущем уикэнде на природе, куда Дик посулил притащить двух потрясных девиц. Естественно, Криспену предназначалась менее качественная, но это лучше, чем ничего, а собственных планов на выходные у него не было.
В этот день он спал спокойно и безмятежно, и если видел сны, то к утру они растаяли, как мороженое, позабытое на блюдце.
Долгожданный уикэнд не обманул надежд. Прелестницы оказались почти эквивалентными, и дело едва не дошло до шведского варианта (Дик утверждал, что у него дошло). Вечером в субботу пролился дож дик, но обе пары перебрались в автомобили, где тоже было уютно, и впечатление не получилось подмоченным. Приятно уставший Роберт вернулся домой в воскресенье около восьми часов и спал, как уби тый.
Понедельник проскочил, как скоростной состав мимо пригородно го перрона. Шеф предательски навалил на Криспена чужую работу, и до шести ноль-ноль тот трудился, не разгибаясь, даже обедать не ходил, ограничившись принесенными кем-то из сердобольных коллег сэндвичами с остывшим кофе. Однако никаких неприятных предчувствий у него не было.
А ночью вновь настиг кошмар. Боб брел по цветущему лугу со своей возлюбленной. Девушка так легко шла по траве, будто плыла над ней, и мило щебетала о чем-то необязательном. Она была строй на, худощава, но не слишком, и в меру спортивна. Ее длинное легкое платье вилось по ветру, открывая ноги выше колен. Она редко наве щала сны Роберта, и в этом случае антураж был весенним или летним, но всегда девушка располагалась к нему спиной. Однако сегодня она, огибая куст, начала поворачиваться, вот-вот Боб должен был увидеть ее лицо... И в этот момент щеки спящего кто-то коснулся. Криспен подскочил в постели. Светлячки по углам вновь пылали. На этот раз они казались чуть больше и горели, вроде бы, жарче, если это толь ко было возможно. От них исходили тоненькие и четкие, будто начер ченные рейсфедером, лучи. По стенам метались уродливые тени. Колы шащиеся, зыбкие чудища вились по комнате, как ведьмы на шабаше. Бесплотный шепот, шедший сразу отовсюду, произносил давно позабы тые слова, нагнетая угрозу, заставляя каждый волосок на теле Крис пена встать дыбом. Роберт пригляделся, обливаясь ледяным потом. Вокруг него в безумном хороводе плясала его собственная одежда. Промчался, распластав полы, злополучный пиджак, в жарком танго сплелись рубашка и майка, туфли исполняли буйный степ. Галстук ужом подполз к постели Боба и вдруг молнией метнулся к его шее, обхватив ее любовным кольцом и всё туже смыкая объятие. Однако наглец явно переоценил свои силы. В борьбе за жизнь хозяин сорвал его с себя и буквально изодрал в клочки. Увидав кончину собрата, остальные предметы туалета застыли в воздухе, повисли, мелко виб рируя, как бы ни на что не решаясь. Скрипели дверцы шкафа, видимо, противник накапливал силы. Мало-помалу вокруг Роберта образовалась сплошная шевелящаяся сфера. Вдруг, как по команде, вещи вновь зак ружились и в едином порыве кинулись на него, облепив плотным коко ном. Кашляя, мотая головой, Боб отбивался от взбесившейся одежды, изнемогая, потеряв всякое представление о времени. Внезапно всё кончилось. Брюки, рубашки, пиджаки и их более мелкие союзники опа ли вокруг кровати, как будто сила, оживлявшая их еще секунду на зад, разом их покинула. И мгновенно сон резким апперкотом свалил Криспена на его ложе.
Утром опять не обнаружилось никаких следов прошедшего побои ща, если не считать тяжелой мигрени. Ругая себя за суеверие, Ро берт тем не менее одевался с большой опаской, подолгу осматривая и ощупывая каждый предмет. Между прочим, галстука нигде не оказа лось, и пришлось доставать из пакета новый. На всякий случай Боб завязал его широким свободным узлом.
На работе он был рассеян, и шеф дважды, понижая температуру тона, читал ему нотации.