- Остановись, - взмолился Булах. - Давай решимся ещё на один вариант. Мы не будем чрезмерно требовательны, клянусь.
- Договорились. Но этот - последний.
Таверна приняла вид гигантской бутылки из-под шампанского с открытым горлышком, дрейфующей в космическом водовороте. Внутри восстановилось первоначальное убранство, вдобавок сквозь толстые полупрозрачные стенки можно было увидеть немало интересного. Мимо, например, проплыла старая летающая перечница с альдебаранцами, за ней - игрушечный заяц с барабаном, некогда потерянный одним моим знакомым мальчиком.
- Создатель, где мы? - спросил кабатчик.
- Вас втягивает в гравитационную воронку, в быту именуемую чёрной дырой. Довольно любопытный природный феномен, кстати.
- И долго мы будем в неё падать?
- С вашей точки зрения - вечность.
- Ну, это меня устраивает, - облегчённо вздохнул Булах.
- Ладно. Кончится вечность - звоните.
- Насколько я понимаю, - подал голос чёрт, - вопрос о нашем дальнейшем физическом существовании временно снят с повестки дня. Теперь можно и о душе поговорить. Как вы догадываетесь, в данном предмете я большой дока. С детства, можно сказать, увлечён. Кос венно и ему будет посвящено моё повествование. Собственно, я хочу прочитать вам кое-какие записи, которые я вёл в течение длительно го этапа своей деятельности, - и он извлёк откуда-то из складок одежды пухлую книжицу в чёрном переплёте. - Не сомневаюсь, что смертные найдут в них немало увлекательного и поучительного. Да ты я, с вашего разрешения, опущу, так как в наших местах особое летоисчисление и специфический календарь, непосвящённому они ни о чём не скажут.
Дневник одного демона, или Особое поручение Дьявола.
С сегодняшнего дня начинаю вести дневник. Согласен, это дос таточно необычно для нас, обитателей ада, существ, вообще говоря, не склонных к созидательной деятельности, но в данном случае речь идет обо мне, личности весьма незаурядной. Я хочу запечатлеть для потомков некоторые этапы моей яркой биографии. Побудительным же мотивом послужило оскорбление, нанесенное мне публично, на Ассамб лее. Впрочем, обо всём по порядку.
С утра стояла великолепная погода, и ничто не предвещало гря дущих неприятностей. Дождь со снегом развезли на дорогах грязь, и навоз, не убранный еще с той поры, когда по городу прогнали стадо свежеморённых земных политиков, наполнил воздух своим благоухани ем. Чуть позже прошел метеоритный дождь, и я своими глазами видел, как особенно крупная глыба срезала угол густонаселенного небоскре ба. Воодушевленный, я вышел погулять и поискать приключений. По обыкновению, я начал с того, что устроил засаду возле ближайшего пешеходного перехода. Вообще, я отлично умею маскироваться. Сегод ня, например, я притворился большой банкой из-под сельди иваси, и тот, кто видел меня, поклялся бы, что во мне не только совсем не давно содержался именно этот сорт рыбы, но и что он явно перележал допустимый срок. Следовало подкараулить момент, когда какая-нибудь чёртова бабушка захочет перейти улицу, усилием воли сдерживать смех, пока старушенция, шарахаясь от автомобилей, пересекает про езжую часть, и, едва карга, кляня всё и вся, ступит на вожделенный тротуар - налететь на нее вихрем, схватить в охапку и, прорезав в стремительном полете транспортный поток, отволочь на исходную точ ку. Потом надо церемонно раскланяться и исчезнуть, не дожидаясь благодарностей.
Между прочим, эту игру придумал лично я, чем немало горжусь. Однако сегодня день выдался нерыбный, ни одна старушка возле "зеб ры" не появилась, а со стариками такой номер проходит хуже.
Зато по дороге в наш образцово-наказательный институт встре тил Лысого, Зубарика и Криволапого. У них как раз был период риту альных пыток, и кожа на боках висела клочьями. Лы меня приветство вал кратким изложением моих достоинств и полным перечнем недостат ков. Я ответил так же вежливо, охарактеризовав стиль поведения ма терей всех троих в свободное от чистки выгребных ям время. Зу и Кри нервничали после занятий и чересчур небрежно и легкомысленно повели беседу, сразу же перейдя к моему пресловутому прапрадедуш ке, действительно имевшему нестандартные личные взаимоотношения с самкой известного Цербера. Подобная невоспитанность оскорбила ме ня, и я буквально принуждён был изложить свои возражения с помощью пулемёта. Лы, который рос в обеспеченной семье и с раннего детства числился хорошей компанией, попрощался со мной противопехотной гранатой, однако я успел кончиком хвоста отбить ее в сточную кана ву. И зря: в полубессознательном состоянии он позабыл снять чеку, и ценная вещь бесполезно утонула. Я с интересом осмотрел тела. Су дя по характеру повреждений, в ближайшие пару эпох им не ожить.
Всё-таки то, что мы бессмертны и лишь развоплощаемся на более или менее длительный срок, в значительной мере обесценивает нашу систему этических норм. Какой, к примеру, толк терять полдня на минировании квартиры соседа, если спустя какое-то тысячелетие он вновь поселится рядом с вами вместе со всей семейной камарильей? Или: переезжаете вы любимую тетушку автомобилем, не щадя новеньких покрышек, а через энное количество веков она опять досаждает вам толстым семейным альбомом, хотя доверяет почему-то уже значительно меньше. Более того: в данных условиях теряет реальный смысл само понятие наследства, и это обстоятельство лишает преисподнюю роман тики имущественных преступлений.
Лекция была посвящена способам заклятия духов. Любопытное это, должно быть, занятие: притвориться заклятым и, прикрываясь алиби, устраивать хозяину мелкие забавные каверзы. Надо будет как-нибудь попробовать.
Вечером на Ассамблее и случилась та история, из-за которой я завёл дневник. Как обычно, мы фланировали по залу, стараясь разв лечь друг друга веселыми выходками: втыкали иголки в стулья, при вязывали чужие хвосты к дверным ручкам, расстёгивали юбки на да мах, подсовывали невинным девицам книжки божественного содержания. Даже дети, и те вносили свою лепту, стреляя из рогаток маленькими твердыми шариками и подставляя подножки танцующим. Самые уважаемые или просто отличившиеся за день поднимались по очереди на возвыше ние и делились с нами воспоминаниями о своих достижениях. Бал был в самом разгаре, когда на трибуну выскочил этот идиот Подергунчик и начал орать:
- Нечистые! Я вынужден вмешаться в ход празднества, чтобы за явить: среди нас завелись нечестивцы, растленные адепты небесного влияния. Не далее, как сегодня утром, я был свидетелем того, как присутствующий здесь Длиннохвостый совершил ряд поступков, отдаю щих добродушием и даже, хоть мне и неудобно произносить это при дамах, состраданием. На моих глазах он освободил троих посвящае мых, подарив им быструю смерть вместо долгих стандартных мук. Ру чаюсь, что он сделал это из жалости. Один из троих был его давним приятелем.
Поднялся шум. Старые черти метали искры из глаз, поджигая всё вокруг; молодые демоны прыгали по столам, топча посуду, но щадя бутылки со спиртным; дамы просто визжали, демонстрируя завидный объём лёгких и богатые, но неприятные вокальные возможности. Я бросился к постаменту, столкнув с него Подергунчика; при этом я незаметно для окружающих порвал его рубашку, сломал ему левую руку и три ребра, раздробил челюсть, выбил глаз и трижды от души выс моркался в его модный галстук. Затем я откашлялся и напряг свои голосовые связки, пытаясь перекричать весь этот гвалт. Я подробно информировал присутствующих об утренних происшествиях, представив себя, разумеется, в самом выгодном свете. Про Подергунчика я ниче го не сказал, лишь красочно описал, как он метался, пытаясь прик рыть своим хилым телом Лысого и его приятелей, умолял пощадить их, взяв взамен его жалкую жизнь, и как я, проявляя отточенную, свойс твенную только мне жестокость, вначале хладнокровно пристрелил их, а потом, вдоволь покуражившись над ним, отпустил его на волю про должать никчемное существование, приносящее лишь страдания, неуда чи и насмешки окружающих. Тем самым я нанёс максимальный ущерб всем четверым: им, молодым, полным сил и энергии, и ему, гнусному мозгляку и уродливому недоумку. К этому времени мерзавец вернулся в зал в инвалидной коляске и успел услышать посвященные ему пасса жи. Он аж побагровел и едва не вывернулся наизнанку, пытаясь отве тить достойными оскорблениями, но куда ему до меня. Конец моей ре чи был столь величественно-ужасен, что я не могу не привести его здесь дословно: