С каждой проходящей неделей эта непонятная дурнота приобретала все новые проявления: то накатывала сразу после еды, то прямо с утра, иногда не давая даже встать с постели. Аппетит был окончательно потерян, и даже ранее привычная еда не доставляла ей никого удовольствия, а, наоборот, никак не могла удержаться в ее организме, так и стремилась вырваться наружу. Глядя на себя в зеркало, на свое бледное, землистого цвета лицо, Надежда понимала, что с ней что-то происходит, но продолжала списывать свое состояние на сильные эмоциональные переживания. Только после того, когда она в очередной раз, дабы не пропустить срок передачи еще незаконченной куклы покупателю, взглянула на календарь, ее осенило, что уже достаточно времени прошло после расставания, а она так ничего и не покупала для своей прихотливой красной мальвы, периодически доставляющей ей различные неудобства. Ни в том месяце, ни в этом бутон красной мальвы у нее не распустился.
Она никак не могла поверить в это вовсе не входящее в ее планы событие и всячески отодвигала мысли, запутанные словно разноцветное мулине, смешанное из разных мотков ниток. Подобное частенько вытворяла ее кошка Муся, за что та каждый раз строго наказывалась. Сейчас же она могла ругаться только на себя, и чтобы распутать этот терзавший ее клубок сомнений Надежда направилась в ближайшую аптеку.
Вскоре вернувшись домой и проведя некоторое время в ванной комнате, мучавшие ее опасения были развеяны. Она была беременна. «Так вот, почему он меня бросил! Он это понял, еще там, в ресторане! Профессионализма у него не отнять!» – воскликнула она так громко, что спящая на полу Муся вскочила и испуганно начала пятиться в угол. Его постоянным намекам про свободную от детей жизнь, как и даже порой скабрезным шуткам, она все это время не предавала никого значения. Как она, тридцатитрехлетняя женщина, могла так ошибаться? Видимо ее сильное желание иметь семью и ребенка теплым пушистым коконом окутало ее настолько, что сквозь него невозможно было отличить истинное от ложного. Привычки ударяться в слезы у нее не было, и в этот раз она также не могла себе это позволить, несмотря на то, что внутри у нее все скулило и изнывало от отчаяния.
Прошла неделя. Уже понятная ей дурнота, слегка набухшая грудь и неисчезающая боль от обиды затрудняли движение к единственно правильному, как ей казалось, решению, но в один из дней она осмелилась и набрала номер живущей по соседству подруги Ларисы.
– Ларочка, извини меня, что беспокою тебя в столь трудный для тебя период, – осторожно, будто на цыпочках, подошла к разговору Надежда. – Но мне нужна твоя помощь. Ты не могла бы зайти ко мне? Поболтаем.
– Надюша, что ты. Ты же знаешь, я всегда рада твоему звонку, – обрадовалась Лариса. – Конечно, сейчас приду. Мне сейчас общение не помешает.
Через несколько минут Лариса уже была у нее в квартире и держала одну из ее кукол реборн.
– Какие они все-таки милые, почти как дети, – с нежностью сказала Лариса и прижала к груди, словно младенца, куклу. – Как у тебя сейчас с заказами?
– Да, вроде нормально, идут понемногу. Недавно вот один коллекционер мальчика Рому купил. Так жалко было с ним расставаться, – показав фото проданной куклы, произнесла Надежда.
– А подари мне одну, – не ожидая от себя такой смелости, вырвалось у Ларисы. – Просто мне так одиноко, когда Гриши не стало, – тихо произнесла она, и ее глаза стали влажные. – Нет, не надо. Я пошутила, это слишком дорогой подарок, – быстро опомнилась она.
– Ты это, давай держись, – принялась утешать ее Надежда и нежно обняла Ларису. – Есть у меня тут один, так сказать, «отказник». Несколько лет назад один клиент заказал, даже предоплату какую-то внес и пропал. Я так ему и не дозвонилась. Подожди-ка минутку, – сказала Надежда и ушла в другую комнату.
Вскоре она появилась, держа в руках лысенького с соской во рту немного скрюченного голубоглазого пупса.