Романтичным.
Романтики добавляли и несколько беседок, украшенных ажурными деревянными решетками. В одну из таких беседок и нырнула Полина, продолжая бормотать уже бессвязные, растерявшие смысл от бесчисленного повторения слова. Обессилено рухнула на лавку и, не отрывая взгляда, боясь пропустить, следила за дверью.
Следом за ней, расползаясь во все стороны – кто к метро, кто на маршрутку, кто на парковку, засеменили оркестровые участники проекта. Такие же, как она. И не такие одновременно. Она с самого начала на особом положении. Выделили ее одну. Рыба-молот выделила. Фантасмагория.
Они, еще почти не знакомые между собой, уже о чем-то, перешучиваясь, трещали сороками. Что-то о безопасности, про слитые в сеть записи. Приподнятое настроение, созданное в репетиционном зале Мирошем и вечной парой Кормилин-Комогоров, передалось и им.
Наверное, стоило признать, это хорошее начало. Очень хорошее начало. Замечательное начало, а еще – театр одного актера. Вернее, актрисы. Ее театр. И пьеса с названием «Быть как все».
Спустя еще двадцать минут после ухода музыкантов из здания выбрались члены команды «Меты» – Таранич и карандаши – клавишник и ударник. Как-то забавно в голову пришло прежнее прозвище. Рыба-молот их так в то лето называла. «Вперед, карандаши, бояться потом будете». А они, кажется, и не боялись совсем. Никогда не боялись, в отличие от девочки Риты, ухватившейся за нее как за опору, что поможет выстоять сегодняшний день. Тоже смешно. Сколько в Ритиной жизни было конкурсов и достижений, чтобы попасть в Национальную филармонию, пусть и второй скрипкой. А каких-то самоучек испугалась. И вцепилась в Полину.
Или это Полина в нее вцепилась как во что-то нормальное, за что можно удержаться, если подхватит и понесет?
Замыкали процессию Боднар, Фурсов и Мирош. Первый быстро пожал приятелям руки и свинтил на парковку. Фурса на время задержался. Что-то спрашивал у Ивана? Или просто говорил? Откуда ей знать. Взгляд был прикован только к нему. Он усмехался так, как она помнила. Но улыбки не было никакой. Рылся в карманах, закуривал. Потом зачем-то толкнул Влада в плечо, но это выглядело по-дружески. И вслед за этим движением расхохотался, оглашая звуком своего бесценного голоса всю площадь перед студией. Дождавшись, пока он замолчит, Фурса покрутил пальцем у виска и поплелся, как и все, туда, где еще оставались несколько машин.
Иван все стоял на крыльце у лестницы, прислонившись к перилам. Курил, глядя прямо перед собой. И не видел ее, тогда как она почти рядом, почти близко могла его рассмотреть. Непокрытая голова. Как в ту весну, когда она увидела его под Дюком. Потертая кожанка светло-серого цвета. Дорогая, явно брендовая. Небрежно расстегнутая на этом ветру, так что видна светлая рубашка. Всегда ходил нараспашку, купался в конце ноября. И в поезде, когда все мерзли, тоже не удосужился застегнуть пуховик… Узкие темные брюки, обтягивающие крепкие бедра и ноги.
Он курил долго. И Полина потеряла счет времени, глядя на него. А потом в одно мгновение все закончилось. Залихватски потушил окурок – о подошву собственного ботинка. И двинулся к парковке. Не спеша. Медленно. Как и произносил получасом ранее: «Вполне достаточно, Полин».
Затем скрылся в темном джипе, цвет которого в свете фонарей не угадывался. Дверца хлопнула.
Наступила тишина, длившаяся еще несколько мгновений, пока Мирош не завел двигатель и не вырулил на проезжую часть.
Прошло еще бессчетное количество секунд, отсчитываемых ее сердцем. И Полина, наконец, смогла проглотить душивший ком и найти в себе силы подняться и пойти по улице.
Надо забрать машину, брошенную где-то на Льва Толстого. Или не стоит? Куда ей за руль в таком состоянии? Ладно, если сама, другие не должны страдать из-за ее неадекватности. А кто сможет назвать ее нормальной? Стоит только взглянуть – она скорее тень, чем живой человек.
Бледное лицо, бескровные губы, холодные глаза, лишенные цвета. Может быть, Стас прав? И место ей в психиатричке? Нормальные люди не ищут ответы, которых нет. Нормальные люди едут после работы домой, ужинают и смотрят киношки, а не рассматривают часами мелкие ракушки, вплетенные в тонкие ремешки.
- Значит, я ненормальная, - проговорила она и усмехнулась, заметив, как женщина, шедшая ей навстречу, обошла ее полукругом, когда услышала эти слова. А все потому что нормальные люди бегут от правды, окружая себя иллюзиями.