Не раздумывая о том, что делает, она решительно подошла к нему и, сунув нос в его блокнот, удивленно спросила:
- Ты выучил ноты?
Иван встрепенулся и приподнял лицо, оказавшись с ней носом к носу. Настолько близко, что она могла разглядеть прожилки в его радужках. Какие из них темнее, какие более светлые. И то, как они все вместе образовывали абсолютный цвет, который столько лет не уходил из ее памяти.
Мирош разомкнул губы, кажется, враз пересохшие, и проговорил:
- Было дело.
- Расскажешь?
Между ними совсем не осталось расстояния. Но то, что было между ними, накалилось. Или это ей показалось, что накалилось, потому что Иван легко качнул головой, разрушая это ощущение, и ответил:
- Ничего интересного в этом нет.
- Я так не думаю, - Полина не сводила с него глаз. – Ты…
Договорить не успела. Заглохло за секунду.
Перебивая ее, в зал ввалился Тарас с двумя стаканчиками кофе.
- А-а-а-а, - зевая стенал он, - два главных трудоголика и две причины моих недосыпов уже здесь. На.
Стакан оказался в руках Мироша. Тот ошалело смотрел на приятеля. И медленно приходил в себя, пока, наконец, не взглянул на Полину с некоторой отстраненностью и не пробормотал, протягивая ей кофе:
- Держи, будешь?
- Нет, спасибо, - отказалась она и отошла к роялю, радуясь, что тот за спиной Ивана. И Мирош ее не видит. И не увидит. Он никогда не смотрит. На нее не смотрит, назад не смотрит. Неужели она всерьез рассчитывала, что станет иначе? Глупо! Всё – глупо. Ничего не изменится. Никогда.
Сколько раз убеждалась. Сколько раз убеждала себя. И снова оказывалась в исходной точке. Иван. Он определял каждый ее шаг, каждый поворот ее жизни. Чтобы она ни делала, всё было связано только с ним. Всегда.
Она не помнила себя до него. Без него.
В то время как легко забывала о Стасе, едва он исчезал с радаров. Можно было внушать себе истину о любви к мужу, вкладывать раз за разом ее в собственную башку, но все это не было настоящим.
Настоящее было с Иваном. Она верила в это, несмотря ни на что. Никому не рассказывая, не пытаясь ничего доказать. Оставляя его себе, как оставила браслет. Не находя сил избавиться.
После того, как Мирош ушел, начался лишь новый отсчет. Музыка, инструмент, каждый день, в который она, просыпаясь, вспоминала, что Ивана больше не будет – всё сговорилось против нее. Земля продолжала вертеться, а Полька с нее сошла. Что ей было здесь делать без Ваньки?
Окружающие, всегда знавшие, как для нее лучше, думали иначе. И, чувствуя себя петляющим зайцем, Полина училась врать и уходить от прямых ответов, носить подходящие маски – только бы не воспитывали и оставили в покое.
Получалось довольно неплохо – ей верили. Мама и тетя Галя постепенно становились спокойнее, радостно наблюдая довольную моську Польки, пока она находилась в зоне их видимости. Лёлька свято уверовала, что Мирош и правда был временным явлением в жизни подруги, помутнением рассудка, от которого та счастливо излечилась и, главное, без последствий на всю оставшуюся жизнь, как случилось у нее самой.
Ближе всех к истине совершенно неожиданно оказался Аристарх. Приват-монстр всеми правдами и неправдами вдалбливал в несчастную голову своей ученицы единственно верную в его понимании аксиому – ничего нет важнее искусства. С этим Полина не спорила. В музыке можно быть настоящей, не врать и не изворачиваться, чувствовать уверенность, что тебя не предадут и не бросят.
Она искренне собиралась довольствоваться лишь музыкой, нередко осознавая, что та все еще связывает ее с Иваном. И позволяла себе предаваться мечтам – в ночной тишине, наедине с собой.
Часами бродила по соцсетям, разыскивая информацию и рассматривая чужие фотографии, будто заглядывала в замочную скважину двери, за которую ее выставили. И засыпала под утро в обнимку с планшетом, в котором безостановочно звучал Ванькин голос.
Пока однажды в этой самой скважине не углядела то, что надолго лишило ее воздуха.
Это произошло в мае безумного года, когда она уже несколько месяцев должна была носить его фамилию. Вернее, он ее, как они смеялись, отчасти полушутя и слишком всерьез.
Привычный маршрут. Паблик в Контакте, посвященный творчеству «Меты». Аналогичный на Фейсе, но менее численный. Они росли, их паблики, день ото дня, и это, не имея ничего общего с рациональностью и здравым смыслом, радовало ее. Если чьим-то мечтам суждено сбываться, то почему не его? Мальчика, который разрушил ее жизнь.
Потом странички Фурсова, Кормилина, Комогорова. Ванька свои поудалял – однажды утром Полина привычно заглянула в соцсеть, а вместо фото с Z-fest’а, которое он не сменял с прошлого лета, обнаружила плачущего собакена, ознаменовывающего своей вселенской скорбью удаленный аккаунт хозяина.