Когда-то он сказал ей в шутку, что однажды они обязательно поубивают друг друга. Неужели был прав? Неужели глупость, оброненная влюбленным мальчишкой, – пророчество? Они ведь, верно, убивали друг друга. Тогда и сейчас. Вот только в одном он все же ошибался. Полина смогла жить, у нее получилось. Не с ним – у нее получилось, а он без нее – никак.
Единственное, что вышло у него – обещанное ей «навсегда». У Мироша это оказалось навсегда.
Он слушал музыку, которую делали ребята, видел, как в соседнем помещении за стеклом кивает головой Вайсруб, периодически прикладываясь к кофе. Замечал вокруг себя слишком много того, что ему даром не надо, в то время как самое нужное – зло шпарит на рояле за его спиной. Какого хрена чертов микрофон так далеко стоит!
Я забыл про боль – она меня утомила.
Я забыл, что пил – хоть вчера, хоть на прошлой неделе.
Я забыл, где живу – я до черта привык к отелям.
Но я помню, как ты напоследок меня любила.
- Полина! Драматизма убавь! Это не увертюра к «Манфреду»!
- Да неужели! – с самым серьезным выражением лица поинтересовалась она и доиграла начатое. Принципиально. И лишь потом ядовито поинтересовалась: – Ты где про «Манфреда»-то слышал?
- А я поэзию люблю – забыла? Прочитал – пришлось слушать!
- Мирош! – донесся до них голос Фурсова. Мрачный, как весь этот день. – Тебе б самому градус накала страстей сбавить, а?
Басист стоял с сердитыми, перепуганными глазами неподалеку от барабанной установки Кормилина, так же с тревогой наблюдавшего за потасовкой. И весь его вид говорил о том, что нервы уже на пределе.
- Это всего лишь работа! – рыкнул на них обоих Иван и снова повернулся к Полине: - Правда, госпожа Штофель?
- Тебе виднее!
Желваки на его щеках заходили, отчего лицо сделалось совсем свирепым. Ванька сдернул наушники и подошел к роялю, нависнув над ней. Лицо ее. Близко. Родное лицо. И чужое, не его, а того «майбаха», к которому она прется на выходные.
- Почему ты не можешь просто сделать то, что я прошу? Это так трудно? Или мы ошиблись в выборе солистки?
- Я сто раз сделала то, о чем ты просишь. Ты не заметил?
- Не заметил! Может, мне самому тебе показать, как играть, если слов не понимаешь?
- Я академию закончила – забыл? – передразнила она Ивана. – У меня учителя всяко получше твоих были!
- Кто? Приват-монстр? Это, вроде, не Барри Шиффман из Королевской музыкальной академии Торонто?
- И что?
- У меня тоже были учителя! Так что кыш из-за рояля и слушай!
- Хреновые у тебя были учителя, - совсем тихо сказала Полина, чтобы слышал только он. Подняла к нему голову, но осталась сидеть. – Чертить ноты они тебя научили, может быть, даже играть. Но ты как был зарвавшимся пацаном, так им и остался.
По-прежнему нависая над ней, он замер. Его ладонь опиралась на крышку инструмента. А вторая вцепилась в спинку ее стула. Но нахальной уверенности на лице – как и не бывало. Затравленность в его взгляде едва ли ей могла сейчас померещиться. Та в разы усилила зеленую резь Мирошевых глаз. Глаза были теми же, что и пять лет назад, как когда он орал своей матери: «Садись в машину!»
Иван облизнул губы и так же тихо проговорил:
- А на что ты рассчитывала, когда пришла сюда?
- Мне интересно участвовать в этом проекте, - проговорила она заученную мантру.
И интересно, чтобы он вертелся, как уж на сковороде.
Мирош негромко хохотнул. Прижал указательный и большой пальцы к уголкам век, придавил до цветных пятен. Потом снова взглянул на нее.
- Ну ладно, - с неожиданно искренней улыбкой сказал он. – Участвуй.
И с этими словами развернулся на пятках и вылетел из студии, костеря уже не ее – себя. На чем только свет стоит. Ладно – зачем она. Он зачем полез к этой дуре?
- Саш! – крикнул Иван уже в коридоре. Офигевший Вайсруб вместе с остатками кофе в чашке показался из смежной комнаты.
- Меня буцать не надо! – предупредил он, шутливо подняв руки вверх.
- Кто бы пытался! Оставляем прежнюю версию. Дерьмовая была идея.
- Захочешь – попробуем еще раз в Берлине.
- Нет, время на это тратить еще…
Иван покачал головой. Он чувствовал себя воздушным шаром. Пробитым, мать его, воздушным шаром, из которого со свистом вышел весь воздух, весь пыл, вся жизнь.
- Остынь, - хмыкнул Вайсруб. – Девка не виновата, что ты не с той ноги встал.
То, что только девка-то и виновата, объяснять смысла не было. Тем более, Вайсрубу. Их свел несколько месяцев назад Тарас, который помогал в записи альбома для «Volens-nolens», пока Мироша судьба болтала за океаном. Пацаны расползлись, как тараканы. Но едва он явился и объявил о готовности работать, закрутилось. Саша Вайсруб заинтересовался саунд-продюсированием и вызвался помочь. С Боднаром они работали и раньше.