Лёня широко раскрытыми глазами завороженно смотрел на ее пальцы. И даже рот был чуть приоткрыт, вытянувшись буквой О. Маленькая шутка природы. Каждым ноготком – ее. И при этом Штофель до мозга костей.
- А можно еще? – попросил он, прикоснувшись к ее ладони и тут же убрав руку.
Она сыграла несколько пьес из Детского альбома и спросила:
- Нравится?
- Ага!
- Хорошо, - Полина закрыла инструмент, поднялась и протянула руку Лёне. – Пошли бабушке помогать.
Его пальцы вцепились в ее, а обожающий взгляд застыл на лице в ожидании чистого детского счастья.
- А на море пойдем? – осторожно спросил сын, старательно выводя букву «р», которую ему поставил логопед совсем недавно – Стас хвастался.
- Ну идем на море, - согласилась Полина.
Уже очень скоро они оказались на пляже и медленно шли вдоль кромки воды, пока не очутились у лодки. Она все еще была здесь и, казалось, никуда не исчезнет. Ничего не останется, а она все еще будет. Старая, брошенная, забытая и никому не нужная.
Полина привычно оперлась на нее спиной. Лёня пристроился рядом, отказываясь от любого предложения – поискать ракушки или посмотреть чаек. Но море всегда сильнее человека. Спустя некоторое время мальчишка все же почувствовал вкус свободы, и Поля следила глазами за носившимся по берегу ребенком. Равнодушно и отстраненно, как все эти четыре года его жизни. Скорее уговаривая себя, что это ее плоть и кровь, чем осознавая.
Она не хотела его с самого первого дня как поняла, что беременна. Убеждала Стаса, доходя до самых невероятных аргументов вплоть до нелюбви его родителей к ней, а значит, и ее ребенку. Впрочем, здесь она не слишком ошиблась, как оказалось впоследствии.
Вполне ожидаемо Стас не принял ее точку зрения. Неплохо зная ее упрямство, он контролировал каждый шаг, принеся в жертву даже любимую работу. Штофель увез жену на курорт на несколько недель, что было беспрецедентно за все годы его карьеры.
Полька истерила, Штофель, в заботе о будущем наследнике, вынужден был многому потакать, только чтобы она успокаивалась, а Лёнька, в первые же мгновения своей жизни проявив характер, появился на свет в положенный ему срок, легко и быстро. И вопреки всем законам природы пошел в Полину. Стас лишь однажды высказал надежду, что цвет волос может измениться со временем. И она бы не удивилась, если бы причиной таких мыслей стала его мать – та могла наговорить на неугодную невестку любых гадостей.
Полина не лукавила, когда утверждала, что Лёне повезло с отцом. Штофель обожал мальчишку за них двоих. Единственный наследник, первенец от любимой женщины, появившийся в его жизни сознательно и ко времени, – Стас в нем действительно души не чаял. В то время как Полина не испытывала к собственному сыну никаких чувств. Все сводилось лишь к пониманию, что за маленьким человеком, который теперь тоже живет в их доме, надо ухаживать, его нужно одевать и кормить. Впрочем, с последним оказались проблемы. Молоко у Полины так и не появилось. Но, наверное, и это можно было преодолеть, если бы каждый раз, как Поля брала малыша на руки, в голове ее не вибрировала мысль о том, кто отец этого ребенка, и чьего ребенка у нее никогда не будет.
А сейчас, глядя на маленькую мальчиковую фигуру в темных джинсах с модными заплатками и ярко-зеленой ветровке, она почему-то никак не могла понять, чего не хватает этой картине. Может быть, собаки? Чушь.
Лёнька подхватил камешек, швырнул его далеко в море, а потом повернулся к ней и, что было силы, помчался к лодке с радостным криком:
- Мама! Мама, ты видела, как полете…
И сам полетел. Лицом в песок. А радостный голос, оглашавший пустынный пляж, сменился испуганным вскриком.
Следом Полина дернулась к нему. Помогла подняться и стала рассматривать детские ладошки, которые он ссадил, когда падал. На правой оказались два заметных пореза, наверное, от ракушек.
- Испугался? Больно? – спрашивала она, доставая из сумки платок и воду.
- Не больно, – вскрикивал он, когда она прикасалась к нему, но глядел на нее испуганными глазами, в которых стояли слезы. – Не больно, плавда, честно! Я не уда?лился.
От волнения Лёня снова потерял свою красивую долгую букву «Р» и стал прятать от матери руки.
- Подожди, - она устроилась прямо на песке и усадила мальчишку себе на колени, уговаривая и его, и себя: – Надо помыть и обработать.
Смыла песчинки, выудила из сумки духи, смочив им платок, легонько прижала к порезам.
Он дернулся только раз и едва слышно захныкал. А потом вдруг прижался головой к ее плечу и затих, продолжая терпеть жжение. А ведь ему было и больно, и страшно.