Ты моё на зеркалах отраженье.
Ты моя за все поступки расплата.
Зачерпнуть тебя, как воду, ладонью.
И умыться бы тобою, как богом.
Ты моя непережи?тая доля.
Ты нехо?женная мною дорога.
Ты моё непобеждённое море.
Ты моё – пусть только шрамом ожога.
Оказалось, что она забыла задернуть шторы. Солнце металось по стенам, играя с гладкими поверхностями мебели. Солнце било по векам.
«Любое утро – удивительно, и нельзя пропускать ни одно из них», - твердило солнце, не позволяя Полине продолжать спать.
Она резко села в кровати и сердито потерла лоб, понимая, что не выспалась и ничуть не отдохнула. А впереди день, насыщенный работой и солнцеликим. Вероятно, он и послал к ней яркие лучи, чтобы не проспала и явилась пред его зеленые очи в назначенный срок.
Выбравшись из-под одеяла, Полька протопала к окну с намерением все же уменьшить количество света. Хватит ей и другого солнца на весь день! Но бросив взгляд на улицу, заметила, как это самое другое солнце бежит вдоль парка, который, к ее удивлению, оказался по соседству с отелем.
Решимость отгородиться от всего мира в то же мгновение испарилась. Полька как зачарованная следила за Иваном, приближающимся к гостинице, и досадовала, что ее чертов номер расположен под самой крышей и она не имеет возможности его разглядеть получше.
Только когда Мирош скрылся под навесом у входа, Полина отошла от окна, наконец, задернув гардины, и снова сунулась под одеяло – как в убежище.
В нору. Кто не мечтает о своей норе? Она свою так и не нашла. Когда-то думала, что у нее есть – собственная, в которой потом так естественно поселился Ванька. И всё было по-настоящему. Их общий дом, на двоих, куда можно сбежать, когда хочется ото всех скрыться.
Разве чувствовала она хоть что-то подобное в большом, современном, но так и не ставшим ей родным загородном доме Стаса? Разве он ее вдохновлял?
Мудрость Штофеля дала сбой, когда он заказывал эту статью, навязчиво думала Полина, читая о себе в интернет-версии Cosmopolitan.
А ведь могла и не узнать, если бы не Павлинова. Та поспевала везде. Тягать Клавку по всевозможным школам развития, работать в нескольких местах, читать глянец и периодически лечить Полине мозг. Чаще всего эти «процедуры» сводились к тому, что такими мужиками, как Штофель, не разбрасываются, и торчать неделями в Киеве – наиглупейшая глупость. Очевидно, намекала, что свято место пусто не бывает.
Но именно это место и решила освободить Полина после «пяти секретов», ставших последней точкой в ее браке. Тогда она до конца поняла, что все это ненастоящее и чужое, от чего обязательно надо избавиться, чтобы попытаться дышать хоть чуточку свободнее.
Ей отчаянно хотелось вымыть руки. Вымыться самой. Плеснуть воды в лицо и, открыв форточку в своей комнате, чувствовать, как прохладный воздух касается мокрой кожи, которую она не стала бы вытирать. Но было некогда. Впереди вечерний концерт – один из последних, которые она должна отыграть в этом сезоне в Одессе. Ей нужно идти. И на несколько часов забыть о той глянцевой жизни, про которую она прочитала в статье.
И все же, едва вернувшись, в ту же ночь она собрала самое необходимое, уехала в Киев и подала на развод, затянувшийся на многие месяцы, – Стас прикладывал к тому все свои усилия, возможности и связи.
Глава 13
Мартин Геллер, саунд-продюсер, работавший с ними в Ханса Тонстудио, старался переходить на английский всякий раз, когда запись прерывалась. Насупленный и довольно хмурый на первый взгляд, он, делавший альбомы с мировыми звездами, в реальной жизни оказался довольно простецким мужиком под полтос, тем не менее, знающим свое ремесло.
Этот опыт был интересен вдвойне тем, что для него проект с «Метой» тоже оказался в своем роде – первым. Раньше ему не приходилось совмещать рок с симфоническими аранжировками, и он выглядел всерьез увлеченным на протяжении всех этих двух недель, что гонял их в студии. Впрочем, они и сами загонялись. Каким-то немыслимым образом коллектив вышел довольно сплоченным. Чьей это было заслугой – Маринки, Мироша, всей «Меты», Мартина или каждого участника этого безобразия под названием «Berlin. Re-entry» – черт его разберет. Но сидящий в отдельной комнате Геллер в окружении Боднара и Вайсруба выглядел работой довольным.
Впрочем, с продюсерами в данном случае повезло. Совершенно разные, включая абсолютно зеленого Сашу Вайсруба, они одинаково болели тем делом, которое делали.
Зал, где записывали оркестр, был довольно просторным. Иногда они ютились в гораздо меньших, если речь шла об одном инструменте. Но здесь – прекрасно разместились все. А та часть песни, над которой они колдовали, «симфоническая», с первого раза не получилась. Убивались второй час.