Иван, наконец, глянул на Грина и тут же перевел взгляд на Таранич. Если бы можно было им убить – уже убил бы.
- Довольны? Нравится? – спросил он.
- Шутишь! Тут не то что искрило – горело! Алекс, мы же оставим этот кадр?
- Однозначно.
- Значит, я могу быть свободен? – горело. Го-ре-ло. Ло. Пылало. В голове у него пылало. И он не знал, что будет делать, когда вырвется отсюда наружу. Как будет хватать ртом воздух и как драть волосы на собственной челке. Главное было – вырваться.
Марина озадаченно смотрела на него. Кажется, начало доходить. Гриневич же пока не понял. Потому почти по-деловому продолжил:
- Думаю, да. Этого хватит. Твои крупные планы отсняли. Еще парочку Штофель. И расходимся.
- Я расхожусь сейчас, - мрачно сообщил Мирош. И рванул к выходу. Не оглядываясь. Потому что знал – оглянется и пропадет. Там будут больные глаза Полины. И он сдохнет, если увидит эти глаза.
Она провожала его шальным взглядом, оцепенев посреди площадки. Думать могла одну-единственную мысль. Он бросил ее. Снова бросил. Если бы только можно было проснуться, вынырнуть из этого кошмара. Но она не спит, все происходящее – не сон, а самая настоящая реальность. Жестокая и равнодушная.
Хотела знать «как»? Теперь она знает. Легко, проще простого! На виду у всех, не заботясь о том, что они подумают и что она при этом чувствует.
Нет, Полина не умерла от горя в ту же минуту, когда он оттолкнул ее от себя, и лицо довольно быстро приняло привычное ей отчужденное выражение. Она даже смогла сделать все, о чем ее просили для чертовых крупных планов, и доработать этот проклятый день до конца. У «Меты» все должно быть идеально, они не размениваются по пустякам. А у нее контракт, и ей придется соответствовать.
Но если бы ее спросили, как она очутилась в углу небольшого ресторанчика с рюмкой местного шнапса перед собой – она бы не знала, что ответить. И судя по тяжести головы, это была далеко не первая рюмка. Иногда Полина принималась разглядывать небольшую компанию, сидевшую через стол от нее. Они определенно были здесь завсегдатаями. О чем-то весело перебрасывались с девочкой-барменшей, поспевавшей смеяться их шуткам, приносить им пиво и мясо и поглядывать на Полину, которая подзывала ее к себе и просила повторить. Та кивала в ответ, отчего дружно подпрыгивали штук десять сережек в ее ухе. А Полька бесцеремонно рассматривала ее руку, почти полностью забитую цветным китайским драконом.
Задавалась вопросом, какой рисунок прячется под длинными рукавами рубашек Мироша. И мрачно похохатывала, отправляя в себя еще один глоток алкоголя.
Результатом ее возлияний стала прогулка босиком по берлинским улицам и добытый за пять минут до закрытия супермаркета трофей – бутылка водки отечественного производства. С этим богатством она и переступила порог собственного номера с самым честным намерением лечь спать. Ну, только еще несколько глотков – на сон грядущий. Звонко щелкнула сорванная пробка. Стакан искать не стала, отпила прямо из горлышка, пошатнулась и ясно осознала явившуюся среди алкогольного тумана истину – совсем рядом от нее, всего через две не самых толстых стены в мире (поди, не Берлинская), находится тот, кто хранит ответы на все ее чертовы вопросы. А она собственным унижением заслужила знать правду! И либо он ей скажет чертову правду, либо она размозжит ему голову этой чертовой украинской водкой.
Впрочем, остатков разума хватило на то, чтобы оставить бутылку в номере, но решимости это отнюдь не убавило. Она выскочила за дверь, и в несколько на удивление ровных шагов оказалась перед его номером, в который и постучала – негромко и исключительно вежливо.
Прошло совсем немного времени, прежде чем ей отворили. Будто Сезам открылся. На пороге Сезама стоял Мирош, одновременно со скрипящими петлями произносивший:
- Was wollen Sie?[1] – и застывший в ту же секунду.
Бледный. Белый. В белой рубашке, расстегнутой до пояса и темных джинсах, в которых снимался днем – будто бы только недавно пришел. Лохматый, взъерошенный. И… пустой. Глаза пустые, взгляд пустой. Как тогда, когда она увидела его впервые после пяти лет разлуки. Прекращалась ли эта разлука?
Теперь он неподвижно стоял, держась за косяк. И тихо, едва слышно шепнул:
- Ты? – будто бы это вырвалось вместе с воздухом, когда выдыхал.
- Я, - с ухмылкой сказала Полина. – А кого надо?
[1] Что вы хотели?
Иван некоторое время молчал, пока до него доходило осознание, что это она перед ним. От сердца к голове. Отслаивал от себя секунда за секундой эмоции. А они, черти, не отслаивались. Они душили его так сильно, что он едва мог контролировать себя. И чтобы молчать, вцепился что было мочи в дерево под пальцами.