Не помнила, как засыпала. Просыпалась среди ночи от бьющего по мозгам света настольной лампы. И снова приникала к монитору компьютера и прилипала губами к чашке, в которой коньяка неожиданно становилось больше, чем кофе. Ремиссия закончилась. Тело изошло на метастазы.
Ее «не знала, что бывает так хорошо» разлетелось в осколки, как хрустальный гробик, в котором она провела все время без него. Но это совсем из другой сказки, в которой другие персонажи, чем Кай и Снежная королева.
Иван Мирош. Он никогда не использует полную фамилию. Только так. Чаще просто – Мирош. У него улыбка в уголках рта, но уголки век уже больше не жмурятся. Глядит открыто и прямо в камеры, даже когда кажется, что должен смеяться. Что за этим взглядом, теперь не видно совсем. Или она разучилась видеть? Или и не умела?
А он нынешний на сотнях снимков – совсем другой, чем тот, каким она его помнила.
Взрослый. Взрослый.
В анкетах цвет глаз – зеленый. Рост – 185 см.
Совсем другие теперь плечи – широкие, крепкие. Совсем другие руки – накачанные, рельефные, изумительно красивые – в узоре татуировок, рисунка которых на фото и не разглядишь.
Он редко их открывает в последнее время. На ранних фото – чаще. Майки, футболки, оголенный торс на выступлениях. Повсеместная трехлетняя истерия. «Мета! Мирош! Мета! Мирош!» - и тексты песен, которые пел Дворец спорта, откуда была прямая трансляция концерта года три назад. Взлет. Феноменально быстрый взлет, почти молниеносный и сразу – на вершину этого мира.
Долгая, долгая равнина. Длиной в два года.
Инстаграм продолжал пестреть. Мирош за роялем. Мирош с гитарой. Мирош на премьере какого-то фильма с исполнительницей главной роли. Любовники? Нет? Никаких признаков того, что любовники ни на фото, ни в статьях нет. Просто фотография, так друзья фотографируются. В той же подборке они втроем с Фурсовым. И если присмотреться, то весь ее корпус – с гитаристом, а не с Мирошем.
С Мирошем только голос.
Голос. Его чертов голос. Звучавший иначе, взрослее, глубже. И пронзительнее в своей страшной просьбе:
От состояния диссонанса
До состояния резонанса.
Останься, слышишь?
Останься.
Закатанные рукава белой рубашки. Спущенный тонкий черный галстук. Откинутая со лба длинная челка. Несколько слов песни. Белоснежные стены и окно. Монохромное – в стиле его одежды и его заметной бледности – видео, снятое на телефон. Где это? Чей-то дом? Ресторан? Клуб? Новый концепт?
Шесть месяцев назад. Хэштэг под видео: #comeback.
Геолокация – Торонто.
Что, черт подери, он делал в Торонто?! Гастроли? Они не гастролировали два года! Как много она пропустила?! Боль давших о себе знать метастаз ширилась и становилась почти невыносимой.
Канадский период.
«- Почему Королевская музыкальная консерватория? Другой конец света?
- Ну, ведь не секрет, что у нас, кроме Тараса, все самовыродки?
- Самородки?
- Можно и так! Необходимость получить образование чувствовалась давно. Сейчас появилась возможность. Почему нет?
- Будете заниматься вокалом?
- Его точно надо подтянуть.
- Ну уж не скромничайте. Неужели не нашлось ничего ближе?
- Жаль, что не нашлось ничего дальше. Но, по крайней мере, в Торонто Иван Мирош – никто. И ко мне будут относиться так, как я того стою, не принимая во внимание былые заслуги, симпатии и антипатии. К тому же, я всю жизнь мечтал побывать в Канаде.
- А как же «Мета»? Ваш отъезд можно расценить как прекращение ее существования?
- Ни в коей мере. Это всего лишь переход к новому, чего еще не было».
Вся его жизнь – сплошное оставление прошлого за поворотом, где начинаются перемены.
Он никогда не боялся уходить не оглядываясь.
Для этого тоже нужен талант.
И для того, чтобы заявиться в ее жизнь снова, – очень нужен. Особенный.
Думает, ему все позволено?
Думает, она по-прежнему никто?
Думает опять поразвлечься за ее счет?
Нет! Теперь ее очередь. В конце концов, она имеет право спросить в глаза. И она хочет узнать. Хочет и узнает.
Она пойдет на прослушивание. Она сделает все, чтобы попасть в этот чертов проект. Она станет его тенью, она не оставит его в покое, пока не получит ответы на все свои вопросы.
Будильник должен был зазвонить в семь, но Полина проснулась сама, чуть раньше.
Утро было пасмурным, что удивительным образом придало ей упрямства. Все ее дальнейшие движения были размеренными и продуманными, словно выверенными по хронометру. Душ, неброский макияж, собранные в свободный хвост волосы, завтрак, этноплатье.