Иван Антоныч обмахнул веником валенки, снял тулуп и хорошенько встряхнул. Поколотил друг об друга пустыми рукавами. Подышал на задубевшие руки. Развязал ушанку, счистил с нее снег. Присел за стол со всей нечестной компанией. Ему налили. Иван Антоныч выпил, закусил горбушкой черного хлеба и обратился к бесям по-доброму. Беси, вам ведомо – у меня невенчанная жена Лариса. Она женщина не то чтоб очень образованная, но по природе своей хорошая, и в этом детдоме, где вы пригрелись, вынянчила много соломенных сирот. Запутали вы ее сына давно ровно паук муху. Теперь вот подсадили на спиртное. Вы, беси, Ларисина внука Никиту говорить выучили. За то вам низкий поклон. (Пришлось таки поклониться.) Вам зачтется при окончательной вашей разборке с ангельским воинством. (Это что, мы еще и Свена в чувство приведем, мы такие, - думают про себя черти, но сами молчат.) Скажите, черти, чем я могу у вас Олега выкупить, чтоб вы от него отстали раз и навсегда? (Ну, хоть бы по одной этой питейной статье, и то хорошо было бы.) Черти заговорили все разом, и все одно и то же. Но Иван Антоныч разобрал. Дескать, позволь нам в ночь перед рождеством не дождамшись службы в колокола прозвонить. По-своему, по-бесовскому. Побесноваться, побеситься на колокольне. Несколько минут, не больше. Иван Антоныч долго думать не стал. Пускай мне в аду гореть, а Ларисы Николавны сыну погибать не позволю.
Вот она пришла, ночь перед рождеством. Орловщина, красный пояс, исправно готовится праздновать. В церкви стоять не все любители, а дома по телевизору отчего не посмотреть. К застолью готовятся с размахом. Не так уж и бедствует красный пояс, как стонет. Острый месяц качается – точно на ниточке подвешен. Тучки бегут – будто волна гуляет в морском просторе. И тут на колокольне не вовремя зазвонили. Ни к селу ни к городу. Словно Иван Антоныч пьян напился, чего с ним отроду не бывало. Какофония да и только. Кто через площадь шел – один человек, ну два, много трое – видели мятущиеся наверху фигуры. Набат? пожар? конец света? Но мороз невелик, а стоять не велит. Очевидцы спешили домой, и скоро, глядишь, безобразие прекратилось. Есть как-никак благоразумие и у чертей. После нескольких минут тишины раздался стройный рождественский благовест.
Каялся Иван Антоныч отцу Анатолию. Тот спроси деловито: Олег пьет? – Завязал, батюшка. – Ну и ладно. Звони как звонил, благословясь. С тем отпустил Иван Антоныча, дав ему вина с ложечки и сухонькую просвирку. Иван Антоныч стал брать Олега с собой на колокольню - помогать. Олег ленился, тащился нехотя, однако ж боялся чертей и не смел ослушаться звонаря. Колокола тоже Олега недолюбливали и звонили как-нибудь. Но Иван Антоныч настаивал. Черти же нарочно насылали ветер – такого уговора с Иван Антонычем не было. чтоб на Олега ветру не венути. Бесы известные буквоеды. Вся бумажная канцелярия – ихних лап дело. Олег сморкался в большой немытый платок, но дергал за вервие, как названный отчим учил. В конце концов стало выходить вполне прилично. А бесям что – звони как звонится. Не больно-то Олегу звонилось. Но из двух зол… Отец Анатолий Олегово нераденье видел, однако в глубине души одобрял принужденье. Пусть богу послужит. Со временем и беси стали относиться к Олегу терпимо. В Ларисиной однокомнатной квартире, где окопался Олег, вновь стало тихо. Перестали выть трубы, скрипеть по ночам дверные петли, вздыхать по углам мучимые грехами призраки. Олег пустил жить тех же приезжих, каких раньше выгнал, и переехал к Иван Антонычу.
Отец Анатолий привык по роду деятельности задумываться о бренности человеческого существованья. Отмечал про себя: не Никита, так Олег заменит Иван Антоныча после смерти последнего. Заботливый о делах храма, батюшка сам был старше своего штатного звонаря. Стройный благовест сопровождал мысли отца Анатолия, и непривычно сильный ветер сметал поземку с церковного двора, устраивая сугроб под стеною. Черти играли в снежки прямо под носом у почтенного священника. Ранние сумерки и плохое зрение отца Анатолия помогали их шалостям остаться незамеченными и безнаказанными. И вообще – батюшка к своим приходским чертям настолько привык, что однажды сказал Иван Антонычу: «Обвенчаю-ка я вас с Ларисой Николавной, покуда жив. А то бесей – их не переждешь». И таки обвенчал без шуму: Никитка да Олег, да неболтливые сироты – Ларисины воспитанники – вот и все гости. Да еще черти, коих никто не приглашал, однако и не изгонял.
Смуглая леди Никиткиных мечтаний училась в девятом классе. Лариса, покривив душой, говорила ей: Никитка освобожден от прохождения школьной программы оттого лишь, что у него рано обнаружились выдающиеся музыкальные способности, исключающие остальные занятия. Маринка вызвалась сама посвятить Никиту в премудрости гуманитарных предметов. Пока что коротко и поэтично излагала русскую историю. Лариса утирала слезы умиленья: у нее столь хорошо не получалось. Никита так подсел на уроки своей юной учительницы, что не хотел ехать во Мценск на зимние каникулы. Но в конце концов сдался на Ларисины уговоры. Скоро услышит, как его, Никитин, отец звонит вместо него на колокольне. А на лето Маринку решили пригласить во Мценск. Ей выделят отдельный дом на участке Иван Антоныча. Сбудется ли, поработают ли бесы с Маринкиными родителями, чтоб отпустили? время еще есть.
Не так хорошо было со временем у командированных в Упсалу чертей Огрызка и Оглоеда. Чертпарламент знал кого посылать. Изобретательные, тактичные, осмотрительные бесы. Золотой генетический фонд ихней породы. Тут я становлюсь на скользкую почву. Ангелы не размножаются и не стареют, всякому ясно. Хотя малышей-ангелочков Рафаэль не долго думая изобразил. Гибнут? возможно. В сраженьях с дьявольскими полчищами. А как же подновляется их популяция? Черти же проходят разные возрастные стадии почти что у нас на глазах. Но чертенят во младенчестве никто не видел. Кто рождает их? То-то противны они в пеленках. Оставим эту тему, я с ней не справляюсь. Переливанье из пустого в порожнее. В общем, Оглоед и Огрызко были черти среднего возраста, опытные и надежные, с выраженными педагогическими навыками. Уж подучить юнца на нехорошее озорство всегда могли. Но тут предстояло иное. Нужно было исправить ляп природы. Доделать за творца и посмеяться втихаря.
В общем, взялся за гуж – не говори, что не дюж. Время поджимает. Вот минует лето, от которого так много ждет Никитка, и Свена отправят в школу для дураков. А пока стоит синий март. Тени деревьев на снегу синие. Еловый лес синеет в дрожащем мареве. Нильс в свитере с оленями ушел туда на лыжах. Сашенька в белой штормовке и вышитых меховых унтах ставит на лыжи сына. Невидимые для нее, показывающиеся одному лишь Свену черти поддерживают его с обеих сторон. Стоит! шаркает ногами, справно держит палки и говорит по-русски: зима. Нильс! Нильс! – Саша звонит ему на мобильник. Скорей беги к нам. У нас тут чудеса. Прибежал. Гляди, Нильс, он сразу пошел на лыжах и сказал чисто-чисто: зима.
Тролли, мне думается, говорят только по-норвежски. Так что ежели Свену суждено стать двуязычным, надо подыскать в наставники кого другого. И покуда родители радовались успехам своего дитяти, Огрызко с Оглоедом устремились рысцой по лыжне в лес. Незримые для Нильса с Сашей, они всё же оставляли на накатанном снегу явсвенные следы наподобие козьих. В чаще даже в столь солнечный день было сумрачно. Еще темней оказалось под корнями старой упавшей ели, куда любопытные черти сунули носы. Нора? или чей-то ход? Потягиваясь, вылез хозяин – традиционный лесной гном в красном кафтанчике, опушенном белым мехом, и таком же колпачке. Он обратился к бесям по-шведски, так что они ни бельмеса не поняли. Однако интонация была дружелюбная. Черти прыжками и ужимками стали изъяснять приглашение последовать за ними.
С ними! туда, к людям. К людям идти гном еще подумал бы. Но черти лотошили, гримасничали, и в конце концов маленькое существо позволило взять себя в голую обезьянью ладошку Оглоеда. А дальше как по нотам. Черти знай пересаживали гномика из кармана куртки Свена в карман рубашки, потом в карман пижамки. Вскоре Свен уже мог сказать несколько слов по-шведски. Как это прикажете назвать? «Дитя и волшебство». Сверх программы российские бесы сами затараторили по-шведски, хоть и плохо. Так что лучше им было помолчать. Но с ними ведь не сговоришь. Счастливые родители только умилялись ошибкам сына. К осени прогресс стал столь очевиден, что вопрос о школе для дураков отпал сам собой. Договорились о домашнем обучении. Знай наших российских чертей. Конечно, прецедент уже был, был и кой-какой опыт. Мальчики единоутробные братья. И симптоматика схожая. Но чтоб так скоро… ай да отечественные бесы! ай да сукины дети! Пока Сашенька по скайпу хвастается Ларисе (нашла кому хвастаться) Свеновыми достиженьями, Огрызко и Оглоед невидимо общаются с юными шустриками. Те стали уже вполне уважаемыми молодыми людьми… простите, бесами. Договариваются посредством своей немой азбуки (мимика у чертей хоть куда) о продлении командировки. Пусть подопечный окрепнет проснувшимся разумом. Раннее рождество в Швеции. Свен таращит глаза на елку в свечах. Несколько гномов незаметно добрались из лесу. Сидят в приятной полутьме на старом резном сундуке, болтают коротенькими ножками. Огрызко и Оглоед таскают им со стола кусочки пирога. Снег падает бесшумно. За окном на карнизе сугроб.