Я, привиденье, разглядела в Арсюше актера. Черти (у них время вообще безразмерное) бодры и деятельны по-прежнему. Подсели на кайф наставничества. Лепят из Арсюши нового Мольера. Сказано было: ни мадам Поклеен, ни какая другая мадам в ближайшие сто лет не родит такого. У нас со временем этакая петрушка, что где сто, там и четыреста. Не родит. Ха-ха. А вот Полина взяла и родила. Правда, повторить этот опыт не решилась.
Простыня отдернута. На деревянных скамьях сидят зрители. Сонный Игорь, сосредоточенный Никита, восторженный Николай, внимательная Полина, небрежно одетый Петр, почти не одетая Славяна, художественно татуированный Бен, еще двое неизвестных мне представителей богемы, мужеского пола – и восемь чертей, неоднократно здесь названных, они же и главные виновники происходящего. Сунули каждому зрителю в руки кулек с клубникою и затихли, потягивая темными ноздрями жасминный воздух. Арсюша несовременно красив. Кудрявая голова высоко посажена на гибкой шее. Создается впечатленье диковинного цветка. Взгляни с высот небесных рая, Лариса. Созерцание отрочества тебе привычно и мило. На щеках у Арсюши румянец вдохновенья. Щукинское училище по нем плачет. Талия с Мельпоменой, обвивши платье около щиколотки, ходят рука об руку по дорожке, шарахаясь от вновь прибывших орд богемных гостей. Эти последние рассаживаются уже на траве, возможно что и на грядках, пятная клубникой нарочито рваные джинсы. (Мы договорились растягивать сегодняшнее время – оно у нас резиновое.) Так что же за пьеса? странно взрослая пьеса. Названье «Карточная игра». Арсюша сразу во всех четырех ролях: король, принц, солдат и мужик. Меняет по ходу действия плащи, парики и шляпы. Когда нужны двое одновременно, - юный актер, он же и драматург, надевает необходимые атрибуты на швабру. Так солдат бьет мужика, а принц иной раз дает оплеуху солдату. И карты летят по ветру, забиваясь в плащи. Круто. Клёво. Супер. Отпад. Как время ходит по кругу. Некогда вымышленный Константин Треплев на берегу озера устраивал модерновое представленье. К Арсюше зрители благосклоннее. Попробовал бы кто заикнуться против его балаганной пьесы – черти под скамьями защипали бы до синяков. Продвинутая богема могла бы выступить: опоздал ты, старина, со своей комедией дель арте. Нет, усердно хлопали, отмахиваясь от ос. Поди не хлопай – придется на лбу осу прихлопывать. Беси на такие шутки мастаки. Современные изваянья, похожие не то на скифских баб, не то на колоссов с острова Пасхи, сотрясаются от аплодисментов. Кудрявый отрок получает свою клубнику, уже и вымазался. Никита с Огрызком и Оглоедом отправляются звонить, а старый Игорь проспал весь спектакль и храпит до се. Гляди, царство божие проспишь. На колокольне Никиту уж ждет местный мальчик Андрей, Арсюшин ровесник и друг. Звонаренок. Время узлом завязывается. В церкви надевает облаченье уже третий при Никите поп отец Михаил. Андрейка ясноглаз, похож на Никиту, каким тот был полвека назад. То есть на отрока Варфоломея нестеровского. Ну что ж, можно бобылю Игорю и помирать. В то же лето Игорь и помер. Уж как мне не хотелось его хоронить – поделом, не зарекайся. Невесть ни дня ни часу. Отец Михаил отпел, земля мценская приняла. Уж каким надо быть злодеем, чтоб не приняла. Лежит под бузинным кусточком, вспоминая Ларисины пироги. Хороши были.
В огромных песочных часах не песчинки сыплются, а целые булыжники. Арсюша поступает в «щуку», Андрюша в орловскую духовную семинарию. А звонить кто будет? об этом умалчиваем. Кто зимою дачу сторожит, тот и звонит (Огры… и Огло…).Формально звонарь Андрей Перелешин, он по воскресеньям и по праздникам приезжает на той самой электричке, где Олег попался с фальшивым милицейским удостовереньем. Но Андрейка ни в чем дурном не замечен. Арсюша же на приемных экзаменах в «щуку» наделал шуму. Дал им всем прикурить, которые в комиссии. Почему–то Свен принял успехи Никитиного духовного внука близко к сердцу. Момент был такой: только что Нильс упокоился в каменистой шведской земле. Свен неожиданно подсел на новые (старые) впечатленья: Россия… Антон Палыч Чехов… метод Станиславского. Свен уже не танцует, преподавать его не пригласили. А ему хотелось. Немного покрутившись в «щуке» около Арсюши, окончательно обиделся на жизнь и уехал в Швецию. Гномы, по двести лет живущие, встретили его как родного. Сопровождают в проулках, путаясь под ногами. А ноги у Свена – колонны. В таких заблудишься, точно в двух соснах. Свен занял Нильсову квартиру, а московскую-воробьевскую, на него оформленную, с досады продал. Женился (а ведь не собирался) на шведке по имени Анна. Такое-то имечко мог и в Москве спокойно сыскать. Но эта Анна молода и приветлива. Свен не Никита – там всё гораздо сложней. Обжегшись на молоке, дует на воду.
В какое время я заехала, восемь чертей меня побери? Прожила целую жизнь с ребенком, которого год назад держала на руках, кому подарила брелок для ключей, там еще лампочка зажигалась. Начнешь с правды, а бес уведет невесть куда. Люблю правду, но мне ее мало. Вот он сидит, Никита, пишет свои закорючки. Не надоело? не страшно, что всё псу под хвост? Да нет… Ситуация не безысходная. Есть Николай, он держит Никитин архив в идеальном порядке. Когда-то ведь люди одумаются. В двадцать втором ли веке, может быть, в двадцать третьем. За Николаем Арсений, тот рано женат. Какие-то ветви отсохли, какие-то плодоносят. Время, движенье планет. Жизнь, разум, гений. Вот уже Гриша, сын Арсения, сучит ножками в колыбели. Какая муза его подберет? Ныне отпущаеши ли ты, господи, звонаря твоего Никиту? не слышу. Скажи яснее. Сохранение параметров… Завершение работы Windows…
Прерванный рассказ, оставленный звездой без продолженья
На сцене крутятся какие-то огни, звучит рок-музыка, отрывается некая рок-звезда. Нет, ничего подобного. На сцене звучит музыка рока, крутится только мотор кинокамеры, а звезда - Вифлеемская - хорошо приклеена к темному бархату над вертепом. И Гриша лежит в колыбели. Дубль номер два. Снято. И хоры - античные полухория - говорят о роке, тяготеющем над его семьей. Нет, нет, на хорах поют певчие светлыми голосами, а рока нет, есть только Бог, и Гриша спит, как у Христа за пазухой. Мотор! Снято, заметано, и не будем больше об этом. Пролог запахивает плащ и беззвучно разевает рот перед занавесом. Итак, мы начина-а-ем!
По мере того как наезжает камера, становится ясно, что на сцене и не вертеп вовсе, но комната, у которой нет передней стены, как в кукольном доме. Гриша укрыт одеяльцем в деревянной кроватке с решетками и травяным матрацем, унаследованным в относительно приличном состоянье от старшей сестры Настеньки. Лицо последней не совсем ясно видно из-под больших полей соломенной шляпы на фотографии, сделанной в семнадцать лет. Тут на стене комнаты есть и фотография ее тридцатипятилетней, хоть сейчас ей всего четыре года, и она мирно спит в уродливом раскладном кресле. Впрочем, она будет на нем спать и в тридцать пять. Просто так уж тут припасены все реквизиты. А, вот ее снимок в четыре года, с кудряшками, в платьице с пришитым фартучком. С тревогой всматриваюсь в ее позднейшие фотографии. Хорошо бы она выросла доброй - Грише так нужна будет любовь. Он с этим родился. Вот как маньяку нужно убить, так Грише нужно любить. Любить, любить всех и стяжать любовь. А вот с этим будут трудности. Вообще он из Иисусовой обоймы. Из тех, кто приходит в мир, чтобы нас пристыдить. Нельзя ли без Христа, как спросили Марию Вениаминовну Юдину в концерте? Никак нет. Без Христа ничто не движется. Без Бога ничего не существует. Ничего такого, о чем стоило бы упоминать. Все, что не Ты, и суетно и ложно. Все, что не Ты, и пусто и мертво.