Между тем, тентаклиевая тварь со множеством глаз и ртов (в миру - черноволосый юноша невиданной красы) издала яростный вопль. Если все водяные так выглядят, то ни разу не удивительно, что с ними никто не водится... Я бы и сама не водилась, но из хватки этих щупальцев не вырваться - никакие аргументы не помогут. Чика мужественно пыталась выклевать существу глаза, но тоже попалась.
Ну что, Кира, допрыгалась? Это конец. Прощай, крылатая подружка! Не видать нам с тобой монашеской пенсии...
- Ладно, - сказал вдруг посланник, о котором я уже успела забыть. - Признаю - это было весело. Но... кто тебе, низший, разрешал трогать мои игрушки?
Щупальца застыли. Краем глаза я видела, как посланник лениво так поднимается со своего камушка.
Меня медленно, очень осторожно поставили на землю.
Посланник двинулся в нашу сторону.
Щупальца заботливо отряхнули мне одежду и впихнули в одну руку - взъерошенную Чикиру, во вторую - аргумент.
Ветер подошёл совсем близко.
На траву возле меня щупальца осторожно поставили невестину туфельку и втянулись в колодец с такой скоростью, что я аж заморгала от удивления.
- Ну что? - посланник насмешливо вздёрнул бровь. - Ещё когда-нибудь будешь меня просить "постоять в сторонке", или мы прошли этот этап?
- Мы прошли этот этап, - иногда свои ошибки надо уметь признавать.
- Вот и хорошо, - посланник отвернулся. - Надеюсь, ты понял, что быть моей игрушкой - выгодно. К тому же, ты перспективный. Может, однажды вообще до домашнего животного дорастёшь... вряд ли, конечно...
- Спасибо, - только и сказала я в ответ.
- Будешь должен, - ну кто бы сомневался. - Так мы идём?
- О да, - я с тоской покосилась на бесчувственную невесту, которую надо было как-то тащить обратно в посёлок. - Разумеется.
8
Девица передо мной горько плакала.
Получалось у неё это, надо сказать, очень продуманно - мне ли, женщине, не оценить? Ни тебе покрасневшего носа, ни припухшего лица, ни прочих сопутствующих атрибутов. Нет, это были слёзы кокетки... и взгляды из-под ресниц, которые девчонка изредка бросала на меня, дополняли образ.
Наверное, неудивительно - налицо типичная самоуверенность красотки. Правда, у нас на родине красоту её в полной мере могли оценить веке эдак в шестнадцатом, как раз в тот период, когда в моде были "сладкие диеты". А вот современные модные таблоиды, боюсь, тут же посоветовали бы девушке похудеть. С другой стороны, я не могла не признать, как привлекательно смотрится сочетание гармоничной фигуры в форме песочных часов, длинных золотистых волос, белоснежной кожи и полных губ.
- Я не хотела, господин монах, - всхлипывала она. - Я просто хотела за-амуж...
Н-да.
Честно? При других обстоятельствах я бы это дитятко пожалела. Во-первых, по моим меркам она - несмышлёныш чистой воды, хорошо если шестнадцать стукнуло. И да, здесь, как в том же Средневековье - вполне себе брачный возраст, перестарок даже, можно сказать. А вот для меня... да её судить ещё рано! И всё остальное рано тоже, вот. Какой с неё спрос?
А вот с другой стороны оно как-то не настолько однозначно получается. Ребёночек она там или не очень, но вот так вот запросто отдать сестру тентаклиевому монстру из колодца - это вам не какая-то безобидная детская шалость... да и слишком свежи были мои воспоминания об объятьях щупалец и дыхании неминуемой смерти, чтобы относиться к деточке с жалостью и пониманием.
Соль ситуации, как удалось выяснить путём расспросов и простейшей дедукции, была вот в чём.
Овита, наша временная жена пророка, действительно была старшей в семье. Старшей из семи сестёр, на минуточку! И самой невезучей - потому что сочетание не самой прекрасной внешности, нелюдимого нрава и последствий перенесённой болячки отвадило от неё всех возможных женихов. И это здесь, в стране, где брак для женщины - единственный способ самореализации!
Дальше - больше. Проблему, как вы понимаете, вполне могло бы сгладить большое приданное, но староста просто отказался его за дочерью давать. Вслух Овита этого не сказала, но, как я понимаю, между нею и отцом существовал какой-то серьёзный конфликт. Уж не знаю, что там произошло... да и не суть. Позже расспрошу.
Как итог, лет с шестнадцати на Овиту начали коситься и именовать "старой девой" и "невестой колодезной". Понимаете намёк, верно? Да, всё так: в этом милом весёлом местечке девушки, потерявшие честь (чем бы оная ни была, там существовали вариации - от незапланированной беременности до лишения приданного) бросались в колодец. Надо ли удивляться, что там в итоге поселилось нечто хтоническое, а?