— Как вы?
— Какую плату! Мисс Макгайр, я когда-нибудь говорил вам об этом?
— Нет, — мягко сказала она. — Но вы заставляли нас страдать от вашей озлобленности и чувства обиды на весь мир и внушили детям страх, что в любой момент можете бросить нас. Это ли не расплата, мистер Браттон? И им это нелегко перенести.
— О них не беспокойтесь. С ними все в порядке, — парировал Крид. — А я каждое утро начинаю с того, что вытряхиваю из ботинок всякую гадость, которая случайно оказывается там, и вместо крепкого виски нахожу в бутылке большое количество воды из озера!
— У… у меня и в мыслях не было, — робко сказала она, безуспешно пытаясь спрятать непрошенную улыбку. — Простите меня…
— Держу пари, что это вы!
— Нет… честно! Я поговорю с ними, — сказала она, еле сдерживая душивший ее смех.
Глаза Крида сузились:
— Не волнуйтесь. Я научился вытряхивать ботинки, и у меня еще есть виски. Но вы можете их предупредить — еще один такой поступок, и они пожалеют об этом!
— Ой, я обязательно поговорю с ними, — пообещала она. — Вы… вы ведь не совершите ничего опрометчивого и необдуманного?
— Не обещаю, — резко ответил он.
Крид потянул за собой Генерала и привязал его к ближайшему дереву. Отстегнув кожаное стремя, он быстрыми уверенными движениями расседлал коня, игнорируя взгляд, уставившийся ему в спину. Ну что из того, что он был груб? В конце концов он ведь помог им. Это намного больше, чем сделали бы многие — больше, чем многие считают своим долгом делать. К тому же, он еще всю дорогу выслушивал разглагольствования и цитаты из Библии этой школьной дамы.
Крид сбросил на землю седло, чтобы просушить его. Затем развесил на кустах мокрое подседельное одеяло и принялся обтирать коня пучком травы. Бока лошади были взмыленными, от них шел пар, и при вечерней прохладе они быстро остывали. Крид потрепал коня по морде.
— Какой хороший запах от лошадей, — произнес детский голос из-под локтя.
— Да? Я полагаю, они пахнут намного лучше, чем многие. — Крид мельком взглянул на мальчика.
— Мой папа говорил, что для него этот запах, как для женщины парфюмерия, — продолжил Эрик и посмотрел на Крида задумчивым взглядом, в котором было столько тоски.
— Ну, я не совсем с этим согласен. Однако от лошадей действительно идет запах, который не слишком уж неприятен.
Крид задержал руку с пучком травы на широкой спине коня, наблюдая, как клубится пар, и раздумывая, сколько раз он проделывал то же в разных местах. В скольких городах? В какие только дебри он не ступал, преследуя преступников?
Но Крид всегда аккуратно ухаживал за своим Генералом. Это было его выбором. Он был одинок, его одиночество началось с двенадцати лет, и ему нравилось это. У него не возникало необходимости и желания повесить себе на шею дополнительный груз. Крид кивнул в сторону двух костлявых кобыл, на которых ехали дети.
— Мальчик, почему бы тебе не заняться теми лошадьми?
— Меня зовут Эрик. Флетчер и Свен уже чистят их, — был тихий неспешный ответ. Он немного помолчал и сообщил: — Мой папа был кузнецом.
Крид вспомнил тело, лежавшее на тлевших руинах кузницы с окровавленным скальпом и остекленевшими глазами, и ничего не ответил.
— Он был хорошим кузнецом, — продолжал Эрик. — Я слышал, как многие говорили, что лучше его не знали.
— Тогда ты должен гордиться им, — неохотно сказал Крид, не желая разговаривать о покойнике.
Он уже успел выбросить эти воспоминания из своей головы. Но, видимо, мальчик не мог никак забыть об этом и постоянно возобновлял разговор. Ему казалось, что мысли об отце смогут оживить его.
— Да, я действительно гордился им. Потому что мой папа мог на скаку поймать лошадь и подковать ее. Он даже однажды вылечил хромавшую лошадь-калеку.
— Правда?
— Да, честно. Я сам видел. Я сидел у него в мастерской, когда он разжег горн и позволил мне немного пораздувать мехи. Потом он взял длинные железные щипцы и вставил подкову в огонь, пока она не накалилась докрасна и не стала сверкать, как солнце. Затем ему надо было очень точно согнуть ее по форме копыта этой лошади. Представляете, и она стала нормально ходить. Это была молодая гнедая кобыла, похожая на вашу.
— Генерал не кобыла, — весело возразил Крид.
— Да, я знаю, но он той же масти. Мистер Браттон! — добавил мальчик, и когда Крид взглянул на него, то увидел горечь в его глазах. Он узнал это состояние, потому что не раз сам испытывал такое: вечная острая боль, которая, казалось, никогда не уменьшится и не уйдет.
— Что? — спросил он, уже зная вопрос.