«Потому что ты знаешь, что это нечестно, что так нельзя», — последовал настойчивый ответ.
Не он ли пошел на все, чтобы защитить ее и всех этих причиняющих ему столько беспокойства детей? Не он ли отступился от преследования бандитов, вернулся назад, когда мог этого не делать? Должна же быть какая-то награда за такие великодушные поступки…
«Не уничтожай другого человека…»
И — к своему удивлению — он расслабился. Такого никогда раньше с ним не случалось. У Крида вырвался стон. Он всегда рассматривал женщин как теплые, уступчивые создания, удовлетворяющие его потребности, а потом забывал, о них. А сейчас эта хрупкая девчонка разбивала вдребезги его давно выработанные правила. Это было мучительно для мужчины, предпочитавшего не иметь никаких привязанностей вообще. Он увидел ее, выбирающуюся из пепла и сажи разрушенного здания, и подумал о ней как о самой красивой женщине, которую он когда-либо видел. Это была не физическая красота, а свет, идущий откуда-то изнутри ее. И теперь, держа Ганну, доверившуюся ему, он понял всю несостоятельность своего побуждения — овладеть неопытной девушкой, прильнувшей к нему с верой, что он праведный человек.
Крид сел, легким поцелуем в бровь нежно отстранив Ганну. Казалось, она была растеряна и смущена, так как никак не могла справиться со своим дыханием и не очень хорошо понимала происходящее. Он улыбнулся и с трудом поверил своим ушам, когда услышал произнесенные им же самим слова:
— Уже поздно, дорогая Ганна, а нам завтра рано вставать. Я провожу тебя к костру.
Ганна не сразу осознала смысл этих слов, но потом согласилась со смешанным чувством облегчения и разочарования. Если бы только остыла бурлящая кровь в ее жилах, она ответила ему не таким дрожащим голосом:
— Да, конечно, надо возвращаться к костру. — Поправляя помявшиеся юбки и корсаж своего платья, Ганна выдавила улыбку: — Так похолодало, — сказала она, пытаясь начать легкий разговор. Она чувствовала себя расстроенной. Как бы другая поступила на ее месте? Что бы она сказала и как мог Крид выглядеть таким собранным и спокойным, когда она чувствовала себя в высшей степени возбужденной и смущенной?
Когда она поднялась, Крид ласково укутал ее плечи одеялом.
— Это согреет тебя, — сказал он.
Ганна вздрогнула, ее глаза расширились.
«Но я чувствую себя, словно искупалась в огне, и он еще не угас, а лишь немного приутих…»
9
Утро принесло неприятности. Ночью у Ребекки разыгралась лихорадка; ребенок был почти без сознания. И у Флетчера были те же симптомы.
— Что же делать? — волновалась Ганна.
Она обтирала их лица тряпкой, смоченной в холодной воде, и накидывала на них побольше одеял. Оба ребенка дрожали от холода, несмотря на то что у них был жар.
— Что же делать? — снова и снова повторяла она одно и то же и в растерянности посмотрела на Крида.
Проведя рукой по волосам теперь уже таким знакомым жестом, Крид покачал головой.
— Я не доктор. Может быть, можно снять лихорадку с помощью какого-нибудь растения?
Ганна печально кивнула:
— Да, аконитом. Я не уверена, что смогу найти его в это время года, и где его здесь искать?
— Так ты собираешься сидеть и причитать или пойдешь искать растение? — прервал ее Крид. — Знаешь, я могу тебе помочь в этом, потому что живу здесь уже больше трех лет.
Первый порыв злости Ганны прошел, и она с надеждой спросила:
— Ты действительно думаешь, что мы сможем найти что-нибудь?
Крид довольно быстро нашел аконит и вернулся в лагерь, волоча длинное растение с цветами в виде колокольчиков. Он также приготовил отвратительно пахнувший отвар для детей и отдал Ганне.
Она уже искупала Ребекку и Флетчера в ледяной воде, однако их лихорадка лишь слегка притихла. Остальные дети сидели рядом и наблюдали. В воздухе над их маленькими фигурками летало что-то зловещее, когда они сидели так напряженно и настороженно.
Ребекка тихо застонала и заморгала глазами, пытаясь протестовать при виде пахучей жидкости, вливаемой ей в рот, однако Ганна настояла, чтобы она выпила ее. Флетчер, светловолосый крепкий мальчуган, который так часто бывал несносным и вредным по отношению к другим детям, находился сейчас в состоянии комы, поэтому даже не почувствовал, как Ганна дала ему лекарство.
— Кажется, Флетчеру намного хуже, чем Ребекке, — прошептала она Криду. — Я волнуюсь за него.