У Ганны защемило в груди, руки судорожно ухватились за ручку почерневшего кофейника. Слишком поздно о чем-то думать — менять что-либо. Она поднялась и пошла к сумкам за оловянной кружкой.
— Куда ты пошла? — протянул ласковый голос, напугавший ее так, что она чуть не уронила кофейник.
— Крид! Гм, мистер Браттон. Вы уже проснулись? А я думала, что вы еще спите.
От волнения сердце ее бешено забилось, Ганна посмотрела на Крида. Он сдвинул на затылок шляпу и оглядывал ее мрачно и критически. «Опасность», — мелькнуло у нее в голове, и она напряглась. Его губы, так неистово целовавшие все ее тело, искривились в легкой улыбке. Она тоже улыбнулась ему в ответ.
— Не хотите кофейку? — предложила она.
— Кофе? Э-э-э, наверное, нет.
Он был на редкость дружелюбен. И Ганна успокоилась, поэтому, когда он взял ее за руку, она, не сопротивляясь, подошла к нему.
— Это новая мода, или тебе настолько жарко? — спросил он, указывая на ее платье.
Увидев свое платье, Ганна в ужасе вскрикнула. Одной рукой она попыталась прикрыть дыру, а другой удерживала кофейник.
— Мое… мое платье действительно совсем порвалось, — заикаясь проговорила она в растерянности.
— Да, — согласился Крид.
Немного помолчав, он участливо предложил:
— Ты бы могла его совсем снять.
Из ее голубых глаз вылетели искры возмущения:
— Нет уж, спасибо!
Крид глубоко вздохнул и предложил ей надеть брюки.
— У меня есть запасные, и это лучше, чем ничего, — то есть то, что на тебе сейчас.
Ганна выпрямилась и ледяным голосом сказала:
— В этом не только моя вина.
— Я что, просил тебя носиться ночью по лесу? Любой идиот знает, чем это может кончиться!
— Ты хочешь сказать, что я идиотка?
— Но не любая, — снисходительно ответил он.
Ганна сжала ручку кофейника, сдерживая себя, чтобы не вылить его содержимое ему на голову.
— У меня нет желания стоять с тобой и выслушивать твои оскорбления… — начала она.
Он дернул ее за платье, и она упала рядом с ним на одеяло.
Ее лицо вспыхнуло, глаза потемнели.
— Ганна, у меня нет намерения ругаться с тобой. Я только хотел сказать тебе кое-что. Об этой ночи…
— Нет! — Ганна оттолкнула его, стремясь подняться с одеяла, и сделала это очень неудачно, так как выронила из рук кофейник и облила обоих.
Крид схватил ее за руку, его взгляд стал напряженным, когда она вспылила:
— Нет, я не хочу говорить об этом. Я не хочу вспоминать…
— Ты действительно прячешься от правды, — грубо проворчал он, выпуская ее руки.
Он с огорчением посмотрел на свои испачканные одеяла, но ничего не сказал, а только притянул ее к себе.
— О той ночи, Ганна, ты должна понять, что в наших отношениях ничего не изменилось.
— О, да, — в отчаянии сказала она, борясь с оцепенением в животе. — Я никогда ни о чем подобном не мечтала! Кроме того, для тебя это был лишь моментик. Я поняла это и не жду от тебя ни подарков, ни роз, ни шампанского, ни гимнов в мою честь.
— Ганна… — раздраженно сказал он.
— Не бойтесь, мистер Браттон! Я ничего не жду от вас! Я знаю, что больше всего вы боитесь, если кто-нибудь по своей наивности станет надеяться на ваше достойное поведение и чувство ответственности…
— Ганна, — грубо оборвал он, — я не это имею в виду. Я только хотел… а, черт! Да я бы лучше сквозь землю провалился, чем рискнул обидеть тебя.
— Ну-ну, а ваше заявление, что это было вашей мимолетной прихотью, капризом, не ранит меня? — вся дрожа от обиды, спросила она. — Спасибо!
— Нет, Ганна, это не так, — сказал он, теряя терпение. — Ты прекрасно знаешь, что я имел в виду.
— О, да, конечно, знаю! Я была ничем иным, как мягким приступом лихорадки или легкой горячки. Теперь вы выздоровели, жизнь пойдет своим чередом, правильно?
— Нет, совсем все не так! Я только не хочу, чтобы ты ожидала от меня белой изгороди вокруг аккуратного, чистенького домика, и все.
— Ой, пожалуйста! Будьте так любезны, ссудите мне хоть чуточку ума, мистер Браттон!
Она с трудом сдерживала рыдания. Ей наконец удалось вырваться от него. Ее глаза блестели от невыплаканных слез, но голос был твердым, а лицо спокойным.
— Пожалуйста! Неужели я выгляжу такой мелкой, такой дешевкой? Э, нет, я хочу нитки жемчуга и бриллиантовые ожерелья, водопад украшений и красивую одежду… я питаю отвращение к заборам и никогда не тянулась к аккуратненьким, уютным домикам. Вам теперь очевидно, до какой степени я материалистка, мистер Браттон!