— Восемь лет внучке, — сказал старик. — Жар у нее, сильный жар. И дышать не может. Внук прибежал, сказал, что умирает.
На лицо старика легла тень, оно стало еще чернее.
— Лечить не пробовали? — спросил Беспалов.
— Нечем лечить. — Лицо старика потемнело окончательно. — Давно нечем. Лекарств у нас нету. И врача тоже нету. Ты же видишь, война кругом.
— Я-то вижу, — сказал Беспалов. — Я к вам приду, а мне там приставят автомат к затылку.
— О чем говоришь? — взволнованно ответил старик. — В нашем селении чужих нету. В моем доме ты будешь лучший гость.
— Да я же не врач, — сказал Беспалов. — За врачом надо в часть идти.
— Знаю, что не врач. Но у тебя же есть лекарства. Вы без них в горы не ходите.
— Лекарства есть. — У Беспалова сразу отлегло от сердца. — Я тебе дам. Мальчишки отнесут внучке.
— Мальчишки бестолковые, — сказал старик. — Я тоже бестолковый.
— Я тебе дам те лекарства, какие надо.
— А откуда ты знаешь, какие надо, если не видел девочку?
— Как тебя звать? — спросил Беспалов.
— Зелимхан, — ответил старик.
— Послушай, Зелимхан, — Беспалов посмотрел туда, где паслась отара. — Я уйду к тебе в селение, а в это время сюда придут боевики.
— Не придут, — твердо ответил Зелимхан. — И завтра тоже не придут.
— Откуда ты знаешь?
— Я все знаю, — сказал старик. — Ты посмотри девочку. Дай лекарства. А завтра пришли своего врача. К вам ее везти нельзя. Умрет по дороге.
Старик опустил голову и ссутулился, его глаза повлажнели. Было видно, что он говорит правду.
Беспалову давно хотелось завязать контакт с жителями селения. От них можно узнать гораздо больше, чем со своего наблюдательного пункта, даже если он оборудован в самом лучшем месте. После ошеломляющего успеха банды Басаева, захватившего в Буденовске больницу с полутора тысячами заложников и унизительного заискивания перед ним российского премьера Черномырдина, многие молодые чеченцы подались в отряды боевиков. У них появилась возможность прославиться и хорошо заработать. За каждое громкое нападение на русских им стали платить немалые деньги. Но не все чеченцы одобряли это. Население страдало от войны, молодежь, подавшаяся в боевики, гибла, многие становились калеками. Война разрушала дома, уничтожала нажитое годами.
— Кто кроме тебя знает, что мы находимся на этой горе? — спросил Беспалов.
— Никто, — ответил старик. — Я об этом никому не говорил.
— Теперь все узнают. — Беспалов вздохнул.
— Не узнают, — старик посмотрел на Беспалова твердым взглядом. — Мальчишки тоже не скажут.
Беспалов мучительно соображал, как ему поступить в данной ситуации. Старик ждал, не отводя напряженного взгляда. И когда напряжение стало невыносимым, Беспалов, повернувшись к кустам, отрывисто бросил:
— Глебов!
Кусты барбариса зашевелились, над ними показалась голова сержанта. Глебов слышал весь разговор и понял, что командир собрался уходить. Он не одобрял этого, но знал, что Беспалов теперь уже не изменит своего решения.
— Останешься за меня, — сказал Беспалов. — Я посмотрю, что там, и тут же вернусь. Докладывать наверх будешь по ситуации.
— Командир, возьмите Шугаева, — не сказал, а попросил Глебов. — В ауле может быть все, что угодно.
— Пойду один, — ответил Беспалов и повернулся к старику.
— Не бойся, — сказал старик и снова повторил: — В нашем ауле чужих нету.
Пока спускались вниз, Беспалов разговорился с Зелимханом. У него была большая семья — двое сыновей и четверо дочерей. Но в селении остались только две дочери. Один из сыновей жил в Ростове, две дочери — в Грозном, о втором сыне Зелимхан не сказал ничего. И Беспалов подумал, что он, скорее всего, ушел к боевикам. Страха Беспалов не чувствовал, он верил старику. Если бы Зелимхан дружил с боевиками, они бы уже давно сняли наш наблюдательный пункт. Старик рассказал бы им о нем. В ауле почти все родственники и не может быть, чтобы никто из молодых не был связан с бандитами.
Дом Зелимхана — каменный, приземистый, с плоской крышей — стоял на самом краю селения. Его окружал высокий каменный забор. Старик открыл калитку, пропустил в нее сначала Беспалова, затем прошел сам. В голове Алексея невольно мелькнула мысль: «Зарежут в этом дворе, и никто никогда не узнает, что ты заходил в него». Двор был пуст.