Нефтис кивнула.
— Ладно, будем считать, что легко отделались. — Правитель сел на землю, пытаясь отдышаться. — Но почему они на нас накинулись? У них что, брачный период?
— Это у тебя только брачный период на уме, — подошел Симеон. — Руки подними. Опусти. Ничего не болит?
— Грудь и плечо.
— Покажи. — Медик быстрыми, привычными движениями ощупал грудь и плечи Найла. — Ничего. А мотыльки наверняка свои кладки охраняют.
— Какие кладки? — не понял Найл.
— Яйца отложенные. Ты обратил внимание, кто выживает в нашем мире? Те, кто заботится о потомках. Возьми, например, крысу. Существо мягонькое, махонькое, беззащитное, ни яду, ни клыков. Все на нее охотятся, каждый сожрать норовит. В помете — не больше шести детенышей. И сравни хоть со скорпионом: огромный, в хитиновом панцире, с клешнями, челюстями, с ядовитым шипом. Откладывает за раз по пятьдесят яиц. И что? Кого в нашем мире больше? А все потому, что скорпион яйца отложил и забыл про них. Выживут, не выживут — все равно. А крыса каждого из своих выкормит, вырастит, в обиду не даст.
— А при чем тут эти бешеные мотыльки?
— Они наверняка не подпускают хищников к своим кладкам. Заботятся об их безопасности, пока гусеницы не вылупятся.
— Какая там забота?! Они же просто свихнулись! Их трупы там десятками лежат!
— Ну и что? После того как живое существо оставило потомков, его жизнь уже не представляет никакой ценности. Зато нас они мигом отогнали на безопасное расстояние.
— Им просто повезло, что пришли беззащитные люди, а не какая-нибудь бронированная жужелица.
— Напрасно горячишься. Нас ведь почти полтысячи, и то не устояли! А одинокого жука размолотят мгновенно! Панцирь выдержит, так лапы и челюсти поотшибают. Вон у смертоносцев — шесть ног отломано. Одна самка погибла, ей брюшко оторвало. То-то среди рощ никто не живет!
— А люди как?
— Я пробежался, мельком посмотрел: получается пять сломанных ключиц, две руки. Наверняка есть еще сломанные ребра и сотрясения мозга, но это поверхностным осмотром не определишь. Грудь сильно болит?
Найл кивнул.
— Стоило бы тебе сока ортиса дать, но его беречь нужно. Может, потерпишь?
— Потерплю. Слушай, а почему тогда они на нас в прошлый раз не напали?
— Скорее всего, они с этой стороны держатся, от хищников Дельты своих защищают. А в пустыне кого бояться? К тому же мы пришли сюда как раз перед тем, как гусеницам пришла пора вылупляться, и бдительность у мотыльков уже притупилась. Если помнишь, их мохнатая детвора сама за себя постоять может.
— Повезло, выходит?
— Ага. Ладно, побегу лангеты накладывать, а то заболтался тут с тобой.
— Беги. — Найл откинулся на спину, закрыл глаза и вызвал Шабра.
— У детей ни одного ушиба, — немедленно откликнулся тот. — Похоже, мотыльки атаковали тех, кто крупнее. Больше всех досталось людям, паукам тоже порядком перепало, а малыши не пострадали совсем.
— Хоть одно приятное известие… — пробурчал правитель и повернулся к Нефтис: — Как твои зубы, красавица?
— С ними все в порядке, господин мой, — достаточно внятно произнесла стражница, хотя и закрывала рот ладонью.
— Нефтис, ты не помнишь, сколько времени мы шли от реки до ковылей, когда двигались к Дельте?
— Три дня, господин мой. Но мы долго стояли на одном месте, пока вы и Сидония болели.
— Понятно, — кивнул Найл, — далеко. Позови, пожалуйста, принцессу. Скажи, что мы остались без воды.
— Но у нас еще много воды, господин мой, — вежливо напомнила стражница.
— Пока есть, — кивнул правитель. — Мы запаслись с расчетом на пять дней — как раз чтобы не спеша до реки дойти. А вот к реке-то нас, похоже, и не пропустят.
— Ночью подкрадемся, пока мотыльки спят.
— Слишком далеко, — покачал головой правитель. — До утра вернуться не успеем. С рассветом они нас заметят и разбомбят.
Принцесса так и не подошла, совет держать пришлось с Дравигом и Симеоном. Хоть три головы и лучше одной, но придумать они ничего не смогли, и на следующее утро, когда медик со своими ученицами оказали помощь всем пострадавшим, путники стали пробиваться сквозь ковыль вдоль реки, двигаясь вниз по течению и надеясь на удачу.
Однако судьба, вместо того чтобы смилостивиться над изгнанниками, решила поиздеваться над ними более утонченно: на седьмой день пути, когда вода во флягах давно иссякла, путники, шаг за шагом прорубаясь сквозь ковыль, вышли к небольшому чистому озеру. А вокруг, терпеливо поджидая мучимых жаждою животных, плотно, крона к кроне, чуть ли не в самой воде стояли, высоко задрав к небу гибкие ветви, гадючьи деревья.