— Мы слишком далеко, — сказал правитель. — Нужно подойти к Богине поближе.
— Давай спустимся ниже по течению, — согласился старый смертоносец.
— Двигаясь вдоль реки, мы будем оставаться от нее на одном и том же расстоянии. Нам нужно на тот берег.
— Мы вызовем корабли, и они нас перевезут, — спокойно предложил Дравиг, но Найл сразу почувствовал, как в сознании паука расползается холодок.
— Им никогда не подняться по реке, — покачал головой правитель. — Река слишком мелкая.
— Мы спустимся до моря и там поднимемся на палубы.
— Ближе к морю нам придется переправляться через множество мелких протоков, Дравиг. Лучше переправиться через реку один раз. Здесь.
— Мы дойдем до моря по пескам, мы вернемся в пустыню! — Сознание смертоносца начала захлестывать паника.
— Ты установил контакт с пауками на кораблях?! — повысил голос правитель. — Ты слышишь их?!
— Нет… Но я услышу… — Паника усиливалась, и ужас Дравига начал расползаться по сторонам. Смертоносцы вокруг зашевелились, забеспокоились.
— Мы идем к Великой Богине Дельты, дарующей вам жизнь, мы должны приблизиться к ней…
Разум Дравига окончательно смялся, стал напоминать разодранную в мелкие клочки книгу — носятся в воздухе отдельные клочки мыслей, слов и букв, но ничего внятного разобрать невозможно.
Найл отступил.
За завтраком к правителю подсела принцесса. Она ничего не спрашивала, аккуратненько разделывая ножом и вилкой белое рассыпчатое мясо и маленькими кусочками отправляя в рот.
— Слушай, Мерлью, — вспомнил Найл. — Друг у тебя был среди восьмилапых, которому ты жизнь спасла…
— Погиб. Он вместе со всеми отправлялся в поход. Туда, на плато.
— Извини.
Найл поставил тарелку на землю, поднялся на ноги, огляделся. Нефтис сидела неподалеку, у дерева. Одной рукой она обнимала копье, а в другой держала кусок рыбы, неторопливо его обгладывая.
— Ты столовые приборы только мне и себе достала, Мерлью?
— И Симеону. — Девушка сложила нож с вилкой в тарелку и поставила рядом с посудой Найла. — Но ты не беспокойся. Всем остальным я тоже разрешила пользоваться посудой. Так что принципы равенства соблюдены.
Правитель только усмехнулся. Всякая самостоятельность в слугах пауков была задавлена от рождения, так что разрешение без приказа для них ничего не значило. Впрочем, сейчас имелись дела и поважнее правил хорошего тона.
— Ты не видела Шабра?
— Крутился рядом целый вечер. Но утром я его не видела. Послать кого-нибудь на поиски?
— Не нужно. Сам появится, когда мы есть перестанем. Ему без людей скучно.
— Ну да, — кивнула принцесса. — Для него настало время большого эксперимента.
— Он тебе рассказывал?
— Нет, сама догадалась. Столько народу, все в экстремальных условиях, расширенные возможности спаривания. Рай для селекционера.
— Но значительно снижается и чистота полученного результата, — возразил Шабр. Паук почувствовал, что о нем разговаривают, и немедленно явился высказать свое мнение. — Многие из твоих гвардейцев, принцесса, спаривались с двумя и более мужчинами. Как потом определить, чьи именно качества унаследовал ребенок? Некоторые из женщин не общаются ни с кем вообще. Их наследственный материал фактически теряется…
— Ты доверяешь нам с Нефтис, Шабр? — перебил восьмилапого ученого правитель.
— Да… — осторожно согласился паук.
— Ты не побоишься, если мы поднимем тебя на руки?
— Нет… — еще более осторожно ответил смертоносец.
— Тогда пойдем. — Правитель выпрямился и помахал рукой стражнице: — Нефтис! Идем с нами.
— Что ты собираешься делать, Посланник Богини? — всерьез забеспокоился Шабр, когда Найл привел его к перекату.
— Ты доверяешь нам? Тогда закрой глаза и ничего не бойся.
Смертоносец опустился на землю, поджав лапы под брюхо. Глаза у пауков, естественно не закрываются, но «зашоривать» сознание, не обращая внимания ни на что кругом, они умеют. Без подобной способности разум насекомого с телепатическими способностями превратился бы в мешанину из чужих мыслей.
Найл с Нефтис подняли Шабра, подхватив у основания лап, и двинулись в сторону реки. Самым трудным оказалось спуститься с невысокого, но обрывистого берега, потом они быстро пересекли перекат, поднялись на пару шагов и опустили смертоносца в густую песчаную травку. О том, что творилось все это время в сознании паука, свидетельствовала одна-единственная его фраза: