- Кому? - спросил Гарри с чувством человека, вошедшего в середине разговора.
- Доктору Адаму Уоллису.
Она показала Гарри официальный запрос с подписью самого Гарри на приложенной форме. Но это был не его почерк. Не совсем его.
- А кто такой Адам Уоллис?
- Вы не знаете, мистер Кармайкл? - Она обращалась к Гарри как к человеку столь высокого ранга, которому трудно держать в памяти мелочи обыденной жизни. - Судя по конверту, он частно практикующий терапевт. - Эмма скрылась в задней комнате и вернулась со «Справочником врачей». - Странно, - сказала она, полистав страницы. - Его нет в книге.
- Это значит, что его не существует?
Эмма посмотрела на обложку. Издание было последнее.
- Нет, наверное, он просто только что открыл практику. Недавний выпускник. А что, здесь какая-то проблема, мистер Кармайкл?
Зачем кому-то нужна его медицинская карта? Гарри не знал никого с фамилией Уоллис - ни врача, ни еще кого-нибудь. Может быть, это как-то связано с Джулией?
Дом, обозначенный в адресе на конверте, располагался в Лэнгли-парке. Гарри подъехал туда вечером и нашел двухэтажный дом-коробку в новом квартале. В доме горел свет, в окнах видны были дети. На почтовом ящике была фамилия Шумейкер. Никаких признаков кабинета врача.
- Никогда не слышал, - ответил человек, открывший дверь. Он жил здесь уже восемь лет. - И не знаю, чтобы в этом квартале был хоть один доктор. Местные врачи живут в Медикал-билдинге.
Гарри остался стоять на пороге, недоумевая.
- Вероятно, завтра вам принесут пакет на его имя из Годдарда. - Он достал копию письма Уоллиса и сравнил адрес. Да, тот самый. - Я был бы вам благодарен, если вы отправите его обратно.
- Разумеется, - ответил жилец.
Через два дня медицинская карта Гарри вернулась с пометкой: «Возвращено отправителю».
Лесли по привычке ездила каждую неделю на три дня в Филадельфию. Но работа с пациентами, у которых были проблемы с детьми или жалобы на сексуальные расстройства - а таких было около девяноста процентов, - стала утомительной. За последние два года тяга к этому аспекту работы полностью пропала. Она собиралась распустить практику и полностью посвятить себя исследовательской и консультативной работе, когда в сентябре пришло приглашение из Годдарда. Теперь Лесли знала, что вскоре закроет свой кабинет и уже никогда не вернется к практике.
Но после «Геруклеса» жизнь казалась мелочной скукой. Лесли подумывала, не принять ли предложение комитета по СМИ палаты представителей провести исследование по порнографии в Интернете и выдвинуть предложения по борьбе с ней. То, что полученные данные окажутся полезны, Лесли не сомневалась, но как скучно будет их собирать! Как скучна будет вся оставшаяся жизнь!
Несколько лет у нее был пациентом Карл Визаки, бывший инфилдер команды Филадельфии, попавший в команду Всех Звезд в двадцать два года на второй сезон. Он перенес ряд травм, соответственно, потерял класс и в двадцать шесть лет оставил бейсбол. К Лесли он пришел барменом с отвисшим брюхом, и она поняла, как это страшно - достичь слишком многого слишком рано.
Синдром Визаки. Всенародная слава и большие деньги в самом начале взрослой жизни. А дальше - только под гору.
И даже не под гору. Скорее вниз с обрыва.
И Лесли подумала, не движется ли она по той же дороге.
Когда последний пациент позвонил и отменил свой визит, Лесли решила пойти домой пешком. Погода была летняя, и поскольку Лесли ничего на вечер не планировала, машину можно было оставить на стоянке.
Она срезала напрямик через кампус университета Вилла-новы, зашла в книжный магазин купить роман почитать и с удовольствием поужинала на Сити-Лайн-авеню.
В Малхерн-парке почти каждый вечер проходил бейсбольный матч. Сегодняшний не оказался исключением, и Лесли подошла посмотреть последние иннинги. Человек двести следили, за игрой двух команд старшеклассников. Как выяснила Лесли, это было сражение за звание чемпиона лиги, болельщики наслаждались отличной подачей и защитой с обеих сторон. Особенно Лесли поразил центральный филдер гостей - высокий худой мальчишка исключительной ловкости. Хотя Лесли сама играла в колледже в баскетбол, смотреть организованные зрелища она не особенно любила. Ей это казалось недопустимой потерей времени. Но в теплый вечер, смущенная неопределенностью собственной жизни, она была рада развеяться чем-нибудь безвредным.
Ей оказалось трудно оторвать взгляд от центрального филдера. Он вытянул несколько длинных драйвов, перехватил внебазовый хит, который должен был долететь до самой изгороди, и выбил раннера, который пытался натянуть дубль. Она смотрела, как он после каждого иннинга занимает свою позицию. Глаза у него были синие, в них светилась мысль, и улыбка отличная. Однажды, когда он поднял глаза и увидел ее, он усмехнулся ей и, как следовало ожидать, кивнул.
Красивый мальчик, дай ему Бог счастливой жизни.
Он вышел отбивать при двух аутах, пустых базах и равном счете и тут же направил первую подачу в переулок слева от центра. Зрители повскакивали на ноги, и Лесли тоже пришлось встать, чтобы видеть.
Мальчишка рванулся вперед, как молодой леопард. Двое аутфилдеров бросились его преследовать, мяч на лету ударился в основание изгороди и непонятным образом отлетел к левому углу поля. Шортстоп бросился перехватить бросок, а раннер тем временем обогнул вторую базу и бросился к третьей. Все поняли, что у него есть шанс пройти до конца. Левый филдер наконец поймал мяч и бросил его передающему. Тренер у третьей базы лихорадочно махал раннеру, чтобы тот бежал в дом.
Он срезал угол мешка и бросился в последние девяносто футов.
- Джек, давай! - орали болельщики.
Шортстоп остановился, пропуская бросок. Мяч отпрыгнул и прилетел, как думала Лесли, одновременно с раннером; но кэтчер загородил плиту и осалил раннера по ноге, когда оба игрока растянулись на глине. Правый кулак судьи дернулся вверх - аут!
Во второй половине иннинга хозяева поля записали на свой счет пару хитов, и игра была закончена.
Центральный филдер помог своей команде собрать биты и перчатки. Но когда они направились к автобусу, он остался возле скамейки. Сначала Лесли подумала, что он неправильно понял ее интерес к нему, но он даже не поднял на нее глаз. Он стоял в тени, и она знала, что он снова и снова проигрывает в уме свой финальный рывок.
Она видела, как отчаянно хотелось ему выиграть. И завидовала, что в ее жизни нет ничего, чего она хотела бы с такой же силой.
Российский разведывательный спутник ХК4415Л серии «Чернов» висел на орбите над пустыней Мохав, откуда можно было наблюдать две американские базы ВВС и полигон запуска ракет.
Тридцатого апреля утром его инфракрасные камеры засекли серию из шести туманных белых полос в небе на востоке. Приборы спутника определили, что это ракеты «МХ», и проследили их за пределы атмосферы. Линейки электронных телескопов и сенсоров передали данные в бортовые компьютеры, которые сравнили их с известными системами. Но куда раньше, чем ракеты достигли апекса, они стали отклоняться. Все они завиляли в неожиданных направлениях, потеряли скорость и начали падать обратно на землю.
Через несколько часов вторая серия из восьми баллистических ракет была засечена системами другого спутника. За несколько минут до полуночи по московскому времени полковник Михаил Зубаров вошел в одну из бесчисленных рабочих комнат на западной стороне Кремля, бросил распухший от бумаг кейс на кафедру и протянул помощнику компьютерный диск. Из кейса он вынул восемь экземпляров анализа данных со спутника, каждый в красной папке со штампом высшей секретности. Почти сразу же вошел маршал Колов. Быстро прошагав через всю комнату, он впился взглядом в Зубарова.
- Это правда? - спросил он. - Да.
- Они уничтожили все четырнадцать? - Да.
Маршал молчал. Один за другим входили другие - Емеленко и Ивановский, Архименов и остальные, - суровые мужчины, понимавшие суть угрозы и сегодня, наверное, впервые за всю свою военную карьеру пессимистично настроенные насчет будущего страны.