– Да, – кивнула она. – Время покажет.
Энди Бреннер работал в полиции уже пятнадцать лет. Он любил свою работу, хотя она и стоила ему семьи. Впрочем, для полицейских это было обычным делом. Половина копов в управлении были либо разведены, либо прилагали отчаянные усилия, стараясь сохранить трещащий по всем швам второй брак. Как ни странно, те же проблемы были и у полицейских-женщин.
Ненормированный рабочий день, низкая зарплата и ежедневное ожидание того, что ушедший на службу кормилец семьи может вернуться домой в накрытом национальным флагом гробу, – все это было источником постоянного стресса для жен, чьи мужья работали в полиции. Но больше всего Кэти Бреннер раздражало то, что при всем этом ее супруг еще и любил то, чем ему приходилось заниматься.
Изменить это Энди не пытался, да и не мог. И извиняться перед Кэти он тоже не собирался. В конце концов, кому нужен коп, который относится к своим обязанностям как к чему-то второстепенному? Какая от него польза людям?
Абсолютно никакой!..
Вот почему в пятницу Энди засиделся в участке допоздна. Никаких особых дел у него не было, но он решил просмотреть отчеты, связанные с Окулистом. Правда, Энди читал их уже столько раз, что информация буквально отпечаталась у него в мозгу, но он все еще надеялся, что сумеет отыскать в них что-то новое, не замеченное раньше. Теперь он мог работать спокойно, не торопясь, ибо дома его никто не ждал, никто не расхаживал из стороны в сторону по ковру перед камином и не пил слишком много вина в жалкой попытке скоротать вечер.
– Энди?..
Он поднял голову.
– Я думал, ты давно ушел, Скотти.
Скотт Коуэн отрицательно покачал головой.
– Просто мы с Джен были в хранилище, копались в старых делах.
Он действительно держал в руках пыльную папку из грубого серого картона.
– Зачем вам это понадобилось? – осведомился Энди.
– Мы хотели проверить одну идею.
– Какую идею? Насчет Окулиста?
Вряд ли идея Скотта Коуэна касалась чего-то другого. В последнее время весь личный состав думал только о неуловимом насильнике и его жертвах.
– В общем да.
– Ну-ка, ну-ка, рассказывай.
Скотт Коуэн был молод, к тому же он стал детективом совсем недавно; очевидно, он считал, что ему еще рано иметь собственные идеи, поэтому под взглядом старшего товарища он слегка покраснел.
– Я знаю, – начал Скотт, – что все сведения об Окулисте уже давно ввели в компьютер, чтобы попытаться отыскать похожие преступления. Но сегодня утром мы с Джен неожиданно подумали о тех делах, которые были закрыты пятьдесят и больше лет назад, когда еще не было компьютеров. Насколько мне известно, никто так и не ввел их в общую информационную систему.
– Я сомневаюсь, что Окулист начал нападать на женщин пятьдесят лет назад, – сказал Энди. – В этом случае сейчас ему должно быть семьдесят с лишним. В таком почтенном возрасте никакая виагра не поможет.
– Нет, мы, конечно, не думали, что сумеем отыскать его следы в старых файлах. Тут другое… Помнишь, вчера перед нами выступал психолог? Он сказал кое-что интересное.
– Что же?
– Насчет почерка преступника. Он сказал: у Окулиста хорошо продуманный, вполне устоявшийся индивидуальный почерк, словно он действует гораздо дольше, чем те шесть месяцев, которые прошли со дня первого нападения. Вот мы с Джен и подумали, что Окулист, возможно, копирует какую-то давнюю серию преступлений.
– И черпает информацию непосредственно из наших же старых дел?
– Вовсе не обязательно. Джен проверяла: кое-какие громкие случаи упоминаются в учебниках криминалистики и в книгах о нераскрытых преступлениях. Как ты знаешь, это довольно популярная тема; журналисты обожают писать о тайнах прошлого. Окулист мог найти объект для подражания в одной из таких книг. Я считаю, это возможно, по крайней мере теоретически, – закончил Скотт и снова покраснел.
– Да, пожалуй… – Энди немного подумал. – И теоретически, и практически. Что ж, Скотти, неплохо, неплохо… Вы правильно сделали, что решили заглянуть в старые дела. Об этом никто из нас не подумал. Ну и как, удалось что-нибудь найти?
– Мы не вполне уверены.
– То есть вам попалось что-то любопытное, но вы не знаете, имеет ли это отношение к Окулисту?
– Можно сказать и так. Мы действительно обнаружили нечто странное, хотя, быть может, мы ошибаемся. – С этими словами Скотт открыл свою папку и, достав оттуда пожелтевший листок бумаги, протянул его Энди.
– Мы решили начать с действительно старых дел, с дел, которым больше пятидесяти лет и которых наверняка нет в компьютерах. Эта папка датирована одна тысяча девятьсот тридцать четвертым годом. И среди протоколов, справок и отчетов Джен нашла вот это.
Энди посмотрел на лист бумаги и замер. Ощущение было такое, словно чей-то холодный палец медленно поднялся вдоль его позвоночника. На бумаге – или, вернее, на листе тонкого картона – было нарисовано женское лицо. Широкие скулы, заостренный подбородок, тонкие черты, длинные темные волосы…
– Кто это? Как этот рисунок мог оказаться в старых делах?
– Это молодая учительница, жертва жестокого убийства. Ее изуродованный труп нашли на пустынной аллее на окраине города. Фотографии, сделанные с трупа, не годились для опознания, и полиция воспользовалась услугами художника, который и восстановил ее прижизненный облик. В конце концов удалось установить ее имя и адрес, но и только… Дело осталось нераскрытым.
– Должно быть, это просто совпадение… – пробормотал Энди, который никак не мог прийти в себя. – Или полицейский художник ошибся, и на самом деле жертва выглядела иначе. Кроме того, в тридцать четвертом Сиэтл был совсем маленьким городком, так что нельзя исключать семейное сходство… Как ее звали?
Скотт снова заглянул в папку.
– Памела Холл, не замужем, возраст – двадцать два года. В Сиэтле у нее не было родственников – во всяком случае, полиции не удалось их разыскать.
– Она была изнасилована?
– Да, и с особой жестокостью. Но в те времена, насколько мне известно, преступления на сексуальной почве не выделялись в отдельное производство. Патологоанатом, разумеется, упоминал в своем отчете о признаках изнасилования, но в большинстве случаев полиция расследовала такие дела как обычные убийства. Никому и в голову не приходило разыскивать сексуальных маньяков – тогда и понятия-то такого не существовало. Вспомните Джека Потрошителя: он вошел в историю чуть ли не как первый серийный убийца, хотя, по некоторым данным, он был типичным сексуальным маньяком.
– Скотта прав, – сказала Дженнифер Ситон, заглядывая за перегородку. – В те времена тот, кто изнасиловал и убил, считался убийцей – и точка. Так нам говорили в академии.
– Я тоже что-то такое помню, – Энди потер подбородок. – А как насчет других похожих случаев?
Дженнифер отрицательно покачала головой.
– Пока мы ничего не нашли, но нападение на Памелу Холл произошло в самом начале тридцать четвертого года, так что нам предстоит просмотреть еще много дел. Но прежде чем копать дальше, мы решили посоветоваться с тобой. Как ты понимаешь, даже в те времена женщин в Сиэтле убивали довольно часто, но лицо на портрете… Я просто не могла не обратить на него внимания.
– Да, – с чувством сказал Энди. – Я понимаю, что ты имеешь в виду. Черт!.. Если художник ничего не перепутал, эта Памела Холл как две капли воды похожа на Лауру Хьюз, первую жертву нашего Окулиста.
Дженнифер Ситон кивнула.
– Нам тоже так показалось.
Прислонив портрет к телефону, Энди некоторое время сосредоточенно его разглядывал. «Наверное, это все-таки совпадение, – размышлял он. – Проклятье, это должно быть совпадение!»
– Послушайте, – сказал он наконец, – сейчас уже поздно, и вам обоим пора по домам. Но я хочу, чтобы завтра, когда вы придете на службу, вы снова занялись этими старыми делами. Может быть, вам повезет, и вы откопаете еще что-нибудь.