Мэгги отрицательно покачала головой и некоторое время сидела молча, наблюдая за тем, как Бью работает. Наконец она громко произнесла:
– Она мертва, Бью. Убита. Саманта Митчелл погибла, и ее ребенок тоже.
Бью ненадолго оторвался от холста и машинально вытер кисть тряпкой.
– Мне очень жаль. Тело уже нашли?
– Пока нет. Но найдут.
– Когда?
– Это уж ты мне скажи. – Она с вызовом посмотрела на него, и Бью отвел взгляд.
– Завтра, – сказал он. – Завтра утром. Так мне кажется. А может, сегодня поздно вечером. Трудно сказать.
– А где? Ты знаешь – где?
Бью не ответил.
– Может быть, я ошиблась, может быть, она еще жива! Если бы ее нашли пораньше…
– Это ничего бы не изменило. Саманта Митчелл мертва, ее уже не спасти. Ты сама это знаешь.
Мэгги действительно знала, но все-таки надеялась. Надеялась до самой последней минуты. Теперь надежда умерла. Как Саманта. Как ее неродившийся ребенок.
После долгой паузы Мэгги сказала:
– Вчера я была в доме Митчеллов и почувствовала ее. Когда он схватил Саманту, она ужасно испугалась: и за себя, и за ребенка. Она как будто знала, что им не спастись, что они оба умрут, с самого начала знала.
Бью некоторое время работал молча, потом спросил:
– Она знала, кто это?
– Саманта почувствовала, так же, как и я. Она не знала имени, не видела лица, она просто почувствовала, что это – Зло, самое настоящее Зло, принявшее человеческий облик. – Мэгги ненадолго замолчала, потом добавила решительно: – Я должна его остановить. Должна!
– Да.
– Но у меня осталось совсем мало времени, – пожаловалась Мэгги. – Это я тоже чувствую. С каждым прошедшим днем времени остается все меньше. Если я не сумею помешать, если я не уничтожу его сегодня, завтра может быть поздно!
– Сегодня? – Бью слегка приподнял брови.
– Ты прекрасно понял, что я имею в виду, – раздраженно произнесла Мэгги. – Это мой последний шанс, Бью.
– Ты не можешь этого знать.
– А ты можешь?
– Нет.
Мэгги сухо рассмеялась.
– Разве ты сказал бы мне, если б знал?
– Скорее всего нет.
– Снова свобода воли?
– Да, снова свобода воли. – Бью наконец отложил кисть и палитру и, налив себе кофе, сел напротив Мэгги на софу. – Ты делаешь все, что в твоих силах, – добавил он. – И не можешь требовать от себя большего.
– Я делаю слишком мало.
– Уверяю тебя, у тебя все получится, Мэгги, главное – верить в себя, в свои способности и интуицию.
Она пристально посмотрела на него.
– Вчера, – медленно сказала она, – у меня был очень тяжелый день. Утром я беседовала с Холлис, потом ездила в дом Митчеллов. И как будто этого мало, я нарисовала одну картину. Я закрыла глаза, очистила мозг и… нарисовала нечто ужасное. Это было внутри меня, Бью! Вся это темнота, ужас, кровь – все это было частью меня, моей души! Я почти чувствовала, как она умирает.
Бью коротко кивнул. Казалось, слова сестры не удивили его.
– Я предупреждал, что это может случиться, – сказал он.
– Да, ты говорил, – согласилась Мэгги. – Но я не думала, что это будет так. Я не ожидала ничего подобного.
– Ты – художник, Мэгги, талантливый художник, а художники мыслят и чувствуют образами, картинами. Это естественно.
– Естественно? Разве естественно нарисовать обезображенный труп женщины, которую я никогда не видела, никогда не встречала?!
Бью коротко вздохнул.
– Я уже говорил – ты должна установить дистанцию, Мэгги. Иначе ты просто не справишься.
Мэгги изо всех сил старалась взять себя в руки.
– Я как-то сказала тебе, что боюсь. Зло… оно как будто ослепляет меня. И я не знаю, что мне делать дальше.
Бью, подумав, произнес:
– Прежде всего тебе необходимо успокоиться и почаще напоминать себе, что ты не одна, что в этом поединке у тебя есть союзники. Ты не можешь и не должна взваливать все на себя. Позволь твоим друзьям помочь тебе!
Мэгги нехотя кивнула.
– Хорошо, я попробую. – Она отставила чашку с недопитым кофе и встала.
– Для начала можешь показать свою картину Гэррету, – добавил Бью, глядя в свою чашку. Его голос звучал почти небрежно, но Мэгги сразу ощетинилась.
– Зачем? – резко спросила она. – Зачем ему смотреть на то, что во мне?!
– Мне кажется, это будет полезно. – Бью слабо улыбнулся. – Такое у меня предчувствие.
– …Итак, это все, что мы имеем на данный момент. – Квентин, нахмурившись, оглядел разложенные на столе стопки бумаг, папок, фотографий, потом снова повернулся к Мэгги. – Немного, черт побери, но, думаю, у полиции материалов еще меньше.
– Он не имел в виду ничего обидного, – вставила Кендра.
– А что тут может быть обидного? – удивился Квентин.
– То, как это прозвучало, – пояснила она. – Дескать, мы работаем над делом всего пару дней, а уже собрали бумажек больше, чем копы за полгода. Впредь постарайся думать, что и как ты говоришь.
– Спасибо за совет, – буркнул Квентин, – но я бы предпочел, чтобы ты что-нибудь печатала. Это у тебя получается гораздо лучше, чем поучать старших.
– Я вполне способна делать эти два дела одновременно, – холодно ответила Кендра. – Кстати, если бы ты пил поменьше кофе, ты бы лучше соображал. Я давно тебе говорю: кофеин – твой враг.
– Я выпил только половину своей обычной нормы.
– Хочешь, я скажу тебе, сколько раз ты прошелся из угла в угол, пока говорил?
– Не обращай внимания, – шепнул Джон на ухо Мэгги. – Просто у них такая манера.
– Я уже поняла, – ответила Мэгги и, подперев рукой подбородок, посмотрела на Квентина, который продолжал метаться по комнате, как кот Тома Сойера, хлебнувший «болеутолителя». – Послушайте, может, заключим перемирие? – обратилась она к спорщикам. – Через два часа нам с Джоном нужно быть в участке. Энди просил нас заехать, а мне бы не хотелось, чтобы у него возникли вопросы.
Квентин ухмыльнулся.
– А нелегко служить и богу, и маммоне, верно? – весело спросил он.
– Просто я бы предпочла, чтобы Энди был на нашей стороне, – возразила Мэгги. – Во-первых… – она запнулась, не зная, как объяснить, что она думала и чувствовала.
– Во-первых, – поспешил ей на выручку Джон, – Энди и его ребята откопали что-то любопытное. Что-то такое, о чем они пока не сказали ни Мэгги, ни мне.
Мэгги пристально посмотрела на него.
– Так ты тоже это почувствовал?
Джон пожал плечами.
– Я не эмпат. Просто для копа у Энди слишком выразительное лицо. Впрочем, не исключено, что он сам хотел, чтобы мы догадались…
Мэгги согласилась.
– Может, ты и прав. Люк предоставил ему свободу действий, конечно, в пределах разумного, а насколько я знаю Энди, он готов принять любую помощь, лишь бы отправить Окулиста за решетку.
– Ты хочешь сказать, что, если бы Энди мог выбирать, он бы уже давно предоставил вам с Джоном доступ ко всем материалам дела?
– Я думаю, да, – кивнула Мэгги. – Мне даже кажется, что он не стал бы возражать, если бы в расследовании приняли участие два агента ФБР, во всяком случае негласно.
Квентин с сомнением хмыкнул.
– А он часом не подумает, что мы намерены перебежать ему дорожку, похитив его лавры?
– Только не Энди, – тотчас ответила Мэгги. – В отличие от Люка у него нет никаких политических или служебных амбиций. Энди полицейский до мозга костей, и, по большому счету, ему все равно, кто раскроет дело и получит медаль. Для него важнее отправить преступника в тюрьму.
– Что ж, похоже, твой Энди – настоящий коп. Побольше бы таких, глядишь, и нам было бы легче работать.
– Вот именно, – подхватила Мэгги. – Я почти уверена, что он не будет особенно возражать, если узнает о нашем параллельном расследовании. Лейтенант постоянно на него давит, требуя результатов. Учитывая, что при этом Драммонд категорически не хочет обращаться за помощью, Энди будет только рад, что наше сотрудничество носит неофициальный характер.
– Если Драммонд все же что-то пронюхает, я приму весь огонь на себя, – великодушно пообещал Джон. – Он был очень недоволен моим участием в расследовании, а сегодняшние газеты насыпали свежей соли на его раны. Иными словами, для лейтенанта я самый подходящий козел отпущения. Пусть лучше злится на меня, чем на своих людей, по большому счету, мне от этого ни горячо, ни холодно.