— Я догадалась, слышала вас еще в коридоре. — Холлис повернулась к ней, и ее не до конца зажившие губы растянулись в улыбке. — Садитесь, пожалуйста.
Мэгги села.
— Просто удивительно, — снова заговорила Холлис, — до чего обостряется слух человека, который вдруг теряет зрение. Раньше-то я, можно сказать, была немного глуховата после перенесенного в детстве отита. Зато теперь я отлично слышу, как дежурная сестра на посту в конце коридора любезничает по телефону со своим кавалером.
Она еще раз улыбнулась, и Мэгги подумала, что лицо Холлис почти не пострадало, конечно, если не считать глаз.
— Зовите меня просто Холлис, — добавила она. — Смешное имя, правда? Собственно, это не имя, а домашнее прозвище, оно никогда мне не нравилось, но вот — прилипло. Когда я была маленькой, отец пытался сократить меня до Холли, но я решила, что это уже чересчур, и перестала отзываться, даже когда он звал меня есть мороженое.
Со стороны этот разговор мог показаться странным, но Мэгги нисколько не удивилась. Она была достаточно опытна, чтобы знать: жертвы жестоких преступлений часто начинают разговор издалека, чтобы хоть немного оттянуть неприятный и мучительный момент, когда им придется заново переживать кошмарные подробности случившегося. Кроме того, всем им необходимо было создать хотя бы иллюзию нормальности — обычного разговора об обычных вещах. Мэгги прекрасно это понимала, поэтому нужный ответ пришел к ней легко и естественно.
— А я — Мэгги. Просто Мэгги. Многие думают, что это сокращение от Маргарет или Маргариты, но на самом деле я всегда была Мэгги.
— Красивое имя. Кажется, «Маргарита» значит «жемчужина»?
— Да. Хорошо еще, что меня не назвали «Перл». С таким именем только одна дорога — в цирковые клоуны.
— А «Холлис», значит, «та, что живет в зарослях падуба». Ничего себе имечко для взрослой женщины, да? — Она тряхнула головой и неожиданно добавила: — Впрочем, все это не интересно и не важно. Что-то я сегодня разболталась. Извините, Мэгги, я не хотела отнимать у вас время.
— Вы вовсе не отнимаете мое время, Холлис. Я очень рада, что вы нам позвонили…
— Нам… — Холлис кивнула с таким видом, словно Мэгги только что подтвердила какую-то ее догадку. — Значит, вы считаете себя одной из них?
— Вы имеете в виду полицейских? — осторожно переспросила Мэгги. — Пожалуй, да.
— Наверное, это очень тяжелая работа — выслушивать рассказы о том, как… как люди иногда поступают с другими людьми?
— Да, эту часть моей работы нельзя назвать легкой.
— Тогда почему вы пошли работать в полицию?
Несколько мгновений Мэгги разглядывала сидевшую напротив молодую женщину — ее напряженную позу, ее вцепившиеся в подлокотники кресла руки, на которых еще видны были желтоватые следы синяков и заживших царапин.
— У меня есть особый дар, — начала она осторожно. — Я выслушиваю людей, свидетелей, потом сопоставляю детали и пытаюсь представить общую картину преступления. Часто могу нарисовать лицо преступника.
Холлис слегка наклонила голову:
— Да, я знаю. Но почему вы решили посвятить себя этому? Может быть, вы сами когда-то стали жертвой насилия?
— Нет.
— Значит, кто-то из ваших близких?
Мэгги отрицательно покачала головой, но тут же вспомнила, что Холлис не может ее видеть. Но вместе с тем — как ни странно! — Мэгги не оставляло ощущение, будто она чувствует на себе чей-то внимательный, испытующий взгляд. Должно быть, подумала она, от того, что все внимание Холлис сейчас сосредоточено на ней, и от этого кажется, будто молодая женщина действительно ее видит.
— Тоже нет, — негромко проговорила Мэгги, отвечая на вопрос, а про себя подумала: «Что-то у меня воображение разыгралось».
— Тогда почему же?! Из жалости?
Холлис явно ждала, что Мэгги поспешит опровергнуть ее слова, но этого не случилось. Негромко, но твердо Мэгги сказала:
— В том числе и из жалости. Из жалости, сочувствия, сострадания — называйте как хотите.
Холлис улыбнулась.
— По крайней мере, вы не лжете, не выкручиваетесь. Уже хорошо…
— Я стараюсь быть честной.
С губ Холлис сорвался короткий смешок.
— Достаточно ли вы честны, чтобы признать: говорить людям всю правду не всегда полезно?
— В конце концов я это поняла. Это было печальное открытие.
— Жизнь полна горьких истин. — Холлис немного помолчала. — Я знаю, что я — четвертая жертва, — добавила она неожиданно. — В газетах писали, что первые две женщины умерли…
— Да.
— Но это не он их убил, правда? Они умерли позже.
— Лаура Хьюз скончалась от ран. Кристина Уолш покончила с собой примерно через месяц после нападения.
— У них были дети?
— Нет, не было.
— А у третьей жертвы?
— У нее сын. Он еще совсем маленький.
Холлис вздохнула:
— А вот я так и не успела разобраться, хочу я иметь детей или нет. К счастью, теперь мне больше не нужно об этом беспокоиться. Все решилось само собой.
Мэгги не стала тратить время на банальные слова сочувствия. Вместо этого она спросила:
— Для вас это важно?
— Честное слово — не знаю. — Холлис пожала плечами, и ее губы снова дрогнули в улыбке. — Наверное, все будет зависеть от того, насколько удачно прошла операция. Врачи уверены, что в конце концов я снова смогу видеть, но… Когда я училась в художественной школе, нам говорили, что глаза напрямую связаны с мозгом. Именно поэтому случаи, когда пересадка глаз заканчивалась успешно, можно пересчитать по пальцам. Врач, который меня оперировал, разработал собственную методику этого процесса, но, насколько мне известно, применяет он ее впервые. Если все закончится хорошо, мистер Гольдман станет знаменит.