Когда Гэррет вышел из кабинета лейтенанта, за углом его поджидал Энди. Бросив взгляд на лицо друга, он невесело усмехнулся.
— Я же тебе говорил!.. — сказал он.
— Сдается мне, я ему не очень понравился, — заметил Джон.
— Не обращай внимания. Драммонд неплохой парень, во всяком случае — для политика. При желании с ним всегда можно поладить.
— Я бы предпочел, чтобы он был не политиком, а полицейским.
— Многие из наших ребят думают так же, но, увы, остается только терпеть. Впрочем, можно надеяться, что Драммонд не задержится в участке надолго. Я уверен, что как только у него появится шанс подняться выше — фьюить! — только его и видели. Но пока приходится как-то приспосабливаться.
С этими словами Энди провел Джона к своему столу в отгороженном небольшой ширмой углу общей комнаты. Как старший детектив, он имел право на собственный закуток. По дороге Энди выцедил из электрокофеварки две последних порции кофе для себя и Джона, и сидевший поблизости молодой полицейский недовольно проворчал:
— Эй, Энди, другие тоже хотят пить! Приготовь по крайней мере новый кофе, раз уж тебе приспичило угостить своего приятеля.
— Между прочим, этот кофе готовил я, так что теперь твоя очередь, — бросил на ходу Энди и скрылся в своем уголке за перегородкой.
Джон опустился в одно из кресел и взял из рук Энди бумажный стаканчик. Глотнув кофе, он поморщился и сказал:
— А кофе-то паршивый, Энди!..
— Качество здешнего кофе не зависит от того, кто его готовит, — парировал тот и, пожав плечами, сделал из своего стакана большой глоток. — Значит, ты собираешься ждать Мэгги?
— Да. Как ты думаешь, захочет она со мной разговаривать?
Энди немного подумал.
— Трудно сказать, ведь ты помешал ей работать, и она этого еще не забыла. Впрочем, многое будет зависеть от того, о чем ты собираешься ее спрашивать.
В ответ Джон только покачал головой. Он и сам еще не сформулировал вопросы, которые собирался задать Мэгги.
— Почему вы все так уверены, что только Мэгги Барнс способна поймать этого негодяя? Что в ней особенного? — спросил он наконец.
Энди задумчиво откинулся на спинку своего кресла и сделал еще один глоток кофе. Некоторое время он разглядывал сидевшего напротив Гэррета, прикидывая, как много он может ему рассказать, чему Джон поверит, а чему — нет. Энди неплохо его знал — знал, что Джон Гэррет был трезвым, прагматичным и расчетливым бизнесменом. Он составил состояние благодаря тому, что лучше других постиг математически холодную логику мира финансовых инвестиций и бухгалтерских проводок, и здравый смысл подсказывал Энди, что Джон вряд ли способен принять на веру то, что нельзя потрогать руками или увидеть глазами.
— Итак, Энди?..
— Я, право, не знаю, что тебе сказать, Джон… — неуверенно начал Энди. — У Мэгги есть, э-э-э… дар. Особый дар. Она наделена исключительной, почти гениальной способностью к сочувствию, к сопереживанию, к полной эмпатии… называй как хочешь. Но главное заключается в том, что иногда ей достаточно просто поговорить с жертвой, чтобы взять в руки карандаш и нарисовать портрет преступника.
— Я не знал, что полицейские художники все еще существуют, — усмехнулся Джон. — По-моему, составлением фотороботов уже лет сто занимаются компьютеры. Удивительно умные и эффективные машины, мой зять когда-то ими занимался!.. Чем они-то вас не устраивают?
— Тем, что они гораздо хуже Мэгги, — серьезно ответил Энди.
— Она действительно так талантлива? — с сомнением спросил Джон.
Энди немного поколебался.
— Художественные способности, Джон, — это только часть ее дара. Впрочем, они одни могли бы принести ей целое состояние, не говоря уже об известности, о славе. Но вместо того, чтобы малевать красивые картинки для рекламных агентств, Мэгги предпочла работать в полиции. Бывает, она по целым дням просиживает в комнате для допросов и выслушивает кошмарные подробности убийств или изнасилований, от которых у любого нормального человека кровь стынет в жилах. Но Мэгги слушает, разговаривает с потерпевшими. Ей часто удается помочь им преодолеть последствия глубокой психической травмы. А после допроса она хватает свой альбом и начинает рисовать, и в девяти случаях из десяти у нее получается портрет преступника, причем настолько точный, что его можно наклеивать на водительские права вместо фотографии.
— Просто чудеса, — сухо заметил Джон.
— Да, — согласился Энди. — Ты совершенно прав. Никто не знает толком, как она это делает, но… Мы привыкли доверять ей, Джон.
— О'кей, допустим, ты прав. Тогда почему Мэгги до сих пор не нарисовала портрет этого насильника?
— Потому что даже Мэгги нужен для работы хоть какой-то материал, а эти женщины не видели ничего. Первая из потерпевших умерла раньше, чем Мэгги успела с ней поговорить. Холлис Темплтон все еще в больнице. Что касается Эллен Рэндалл, то ты сам видел — она далеко не в лучшей форме.
— Ты не упомянул Кристину. — Джону пришлось сделать над собой усилие, чтобы произнести эти слова.
Энди внимательно посмотрел на него.
— Кристина очень старалась нам помочь, но… К сожалению, она тоже ничего не видела.
— Но ведь Мэгги Барнс разговаривала с ней? Ты сам мне это сказал, да и в полицейском отчете об этом тоже упоминается.
— Да, она разговаривала с Кристиной.
— Без свидетелей?
Энди нахмурился.
— Во время допроса в наблюдательной комнате действительно никого не было, если ты это имеешь в виду.
Джон кивнул.
— Вот я и надеюсь, что мисс Барнс скажет мне что-то такое, чего никто, кроме нее, не знает.