Поймали его за гаражами, между грязной, залитой вонючим черным маслом эстакадой и заброшенным колодцем, куда, по городской легенде, неуловимый маньяк по кличке «Моцарт» сбрасывал зазевавшихся или поздно загулявших детишек. Не брезговал он и взрослыми, чаще девушками, студентками и старшеклассницами и все они исчезали навсегда и безвозвратно.
Витя не знал, откуда взялась эта легенда, однако про Моцарта в их районе слышали все, и он стал, если можно так выразиться, частью городского ландшафта, точнее его окраины.
Били втроем, заправлял Шкет, а с ним двое незнакомых парней — на год или два старше.
— Я говорил тебе к ней не подходить? — пробасил Шкет. — Но ты не понял.
Последовал короткий удар под дых, Витя его не ожидал и согнулся в три погибели. В глазах поплыло, больше от обиды, чем от боли. Потом тумаки понеслись градом, он успел закрыть локтями лицо, но не упал. Он слышал, что стоять нужно во чтобы то ни стало.
Потом Витя улучил момент и между ударами, собрав всю волю и ярость в кулак, выкатил прямой правый прямо Шкету в глаз. Так получилось. Поскуливая, тот осел как срубленная молоденькая березка.
Но силы были явно неравны.
— Еще раз подойдешь к ней, будем бить по‑настоящему, — сказал крупный, похожий на карпа, с выпученными глазами и толстыми губами парень. Его лицо было усыпано огромными мерзкими, местами лопнувшими прыщами. Черная куртка металлиста с заклепками позвякивала не застегнутой пряжкой.
Второй — высокий, нескладный как жердь, вытащил из кармана кастет.
— Видишь это?
Вытирая кровь, капающую с носа, Витя кивнул.
— Последнее предупреждение. Если не дойдет, нырнешь к Моцарту. Усек?
Двое старшеклассников схватили его за ноги, подняли и поднесли к колодцу, черный зев которого открылся прямо перед ним во всей своей ужасающей явности.
Дна не было видно, лишь ржавые петли, наполовину обломанные — спускались вниз и исчезали в вонючем чреве.
Шкет встал по другую сторону колодца, а двое пацанов опустили его прямо внутрь.
От ужаса Витя закрыл глаза. Если они сейчас отпустят… не дай бог, соскочат руки… он боялся даже не то, что разобьется, боялся ни боли, ни унижения — насчет этого, как это ни парадоксально, он был спокоен, потому что вряд ли кто мог увидеть все это — слишком уж безлюдное место тут было.
Боялся он панически того, что может открыться там, на дне колодца. Если оно, это дно, вообще существует.
Конечно же, существует, — подумал он, глядя в зияющий зев, отдающий смрадом и затхлостью. И вряд ли даже милиция отважилась туда спускаться.
Шкет нырнул лицом в колодец. Витя открыл глаза и увидел перед собой расквашенный глаз одноклассника.
Ему вдруг стало смешно, потому что видел он Шкета в перевернутом виде и ничего смешнее до тех пор ему видеть не приходилось.
Витя засмеялся и колодец ответил ему странным, лающим эхом.
Шкет отшатнулся, едва не оступившись и не соскользнув в пропасть.
Грязно выругавшись, он снова подошел к краю колодца, предусмотрительно схватился за стойку и потряс кулакам перед Витькиным лицом.
— Ты понял⁈ Еще раз увижу тебя с ней!
— А что, один на один зассал? — вырвалось у Вити сквозь смех. Он прекрасно понимал, что сейчас не самое время смеяться, но жалкая физиономия Шкета, силящегося выглядеть наглым и уверенным в себе бандитом, вызывала лишь такую эмоцию.
Шкет не успел ответить.
Сильным рывком Витю выдернули из колодца и бросили возле кустов бузины, обступающих заброшенный пятачок со всех сторон.
— Шухер, пацаны! Кто‑то идет!
Витя услышал топот ног. Через секунду все стихло.
Чьи‑то сильные руки подняли его с земли, поставили на ноги, стряхнули пыль с одежды.
Знакомый голос задумчиво произнес:
— Та‑ак… Ну что сказать, жить будешь. До свадьбы заживет.
Витя открыл глаза и увидел перед собой Грома, того самого мужика из гаражного массива, который научил его делать жучки. И не только жучки.
— Идем, вытрешь лицо, придешь в себя, — сказал Гром и Витя послушно заковылял за ним.
— Почему «Моцарт»? — вытирая предложенным полотенцем кровь с лица, спросил Витя у мужчины, стесняясь назвать того просто Громом и находя обращение «дядя Гром» слишком уж близким, фамильярным. Приходилось выкручиваться и называть брутального мужика окольными путями, без упоминания его клички‑имени.
— Э… — сказал Гром. Они находились одни в гараже, Витя сидел на кривой, очень массивной табуретке, деревянная сидушка которого была жесткой и неудобной. — Он реально существует. Я его видел.