Выбрать главу

Мы использовали воду, чтобы размачивать во время еды то, что выглядело мертвыми, высохшими сорняками. Безжизненные и обезвоженные веточки погружали в воду, и по прошествии некоторого времени те становились похожими на свежие стебли сельдерея.

Они умели находить воду там, где не было ни малейших признаков влаги. Иногда они ложились на песок и прислушивались к течению воды в глубине земли или же опускали руки ладонями вниз и словно сканировали почву в поисках влаги. Они вкапывали длинные полые тростинки в землю и всасывали воздух с верхнего конца, создавая мини-фонтан. Такая вода была с песком и темного цвета, но с чистым и освежающим вкусом. Они знали о наличии воды на расстоянии, наблюдая испарения, и могли даже учуять ее при дуновении ветра. Теперь я понимаю, почему столь много белых людей, пытавшихся осваивать пустынные районы Австралии, погибали так быстро. Следовало прежде всего освоить местную науку выживания.

Когда мы брали воду из углубления в скале, меня научили, как приближаться к таким местам, чтобы не осквернить их своим человеческим запахом И не напугать животных. Ведь эта вода принадлежит и им тоже. Они имеют такое же право на нее, как и мы. Племя никогда не забирало всю воду без остатка, сколь бы скудны ни были наши запасы в тот момент. Во всех водоносных районах люди пили воду из источника с одного и того же места. Все животные поступали точно так же. Лишь птицы пренебрегали общим правилом и свободно пили и купались, где хотели.

Люди племени могли, взглянув на землю, определить, какие животные находятся неподалеку. С детства они были приучены наблюдать и моментально распознавать следы, которые оставляют на песке прыгающие, ползающие и ходячие существа. Они так привыкли к следам друг друга, что могли не только узнать по ним конкретного человека, но и определить по длине шага, чувствует ли тот себя хорошо или передвигается медленно из-за болезни. Малейшие изменения следов говорили им, куда направляется человек. Их чувства были развиты намного сильнее, чем у людей, выросших в других культурах. Их слух, обоняние и зрение казались сверхчеловеческими.

Позже я узнала, что водители из числа аборигенов могут распознавать по отпечаткам шин скорость, тип автомобиля, время проезда и даже число пассажиров.

В следующие несколько дней мы питались луковицами, клубнями и прочими корнеплодами, растущими под землей, вроде картофеля и ямса. Аборигены умели определять зрелый корнеплод, не вытаскивая его из земли. Они водили руками над растениями и говорили: «Вот этот растет, но еще не созрел. А вот этот готовится к размножению». Все стебли выглядели для меня одинаково, поэтому, напрасно побеспокоив несколько растений, которые затем пришлось сажать обратно, я сочла, что лучше будет, если мне подскажут, какое из них следует выдергивать. Они объясняли все своей природной способностью к «хождению с лозой», свойственной всем людям. Поскольку в моем обществе не поощряют развитие собственной интуиции и даже порицают эту способность как сверхъестественную, чуть ли не как дурную, мне пришлось обучаться тому, что дается всем от природы. В конечном счете меня научили узнавать у растений, готовы ли те выполнить предназначение их жизни. Я спрашивала согласия у Вселенной, а затем начинала водить ладонью. Иногда я ощущала тепло, а порой мои пальцы неконтролируемо дрожали, когда ладонь находилась над созревшим растением. Научившись общаться с растениями, я ощутила, что сделала огромный шаг вперед к взаимопониманию с членами племени. Это словно бы означало, что я постепенно становилась чуточку менее искаженной и, постепенно, все более настоящей.

Важно, что мы никогда не использовали естественную делянку, на которой росло данное растение, целиком. Мы всегда оставляли достаточное количество для восстановления поросли. Люди племени удивительно точно разбирались в том, что называли песней или беззвучной мелодией земли. Они ощущали импульсы окружающей среды, как-то по-особому расшифровывали их, а затем сознательно действовали, словно у них всегда был включен крошечный небесный радиоприемник, транслирующий послания Вселенной.

В один из первых дней мы двигались по дну высохшего озера. На поверхности виднелись беспорядочные широкие разломы, и края каждого из образовавшихся фрагментов почвы как бы закручивались кверху. Несколько женщин собрали белую глину, которую затем растерли в мелкий порошок для раскрашивания.