— Я изгоняю из души зависть! — торжественно поклялся Ясем.
— И четвертый сын дьявола — это гнев. Это поистине жгучий, адский огонь. Он также берет начало от гордости. Когда дьявол не смог своей неприязненной завистью удовлетворить гордыню и жадность, то он зажег в себе огонь гнева и ринулся им в природу Божию, подобно рыкающему яростному льву… Поэтому вглядись в свое сердце, господин председатель. Если там хоть малюсенькая толика гнева, значит, в тебе живет дьявол…
Беме замолк…
Ему было уже очень трудно говорить.
Ясем прошептал:
— Я понял! Отсюда и взошел гнев Божий, и всякое бедствие.
Помолчав, Беме ответил чуть слышно:
— Если дьявол живет в тебе, это есть начало греха, жало смерти, возжжение гнева Божия, начало всякого зла и повреждение сего мира. И всему тому злому, что происходит, он первый виновник.
В ответ на это, огонь в камине яростно возгорелся и затрещал.
Ясем воскликнул:
— Я изгоняю из сердца своего всех сынов дьявола! Я не буду лелеять ни гордыню, ни жадность, ни зависть, ни гнев! Да будет во мне процветать лишь любовь!
Беме улыбнулся:
— Господа присяжные заседатели, вот мой окончательный вердикт… Перед нами сатана! Я обвиняю его в том, что он совершил убийство, стал отцом лжи, основал ад и погубил все доброе! Я обвиняю его также в том, что он сделал из себя вечного врага Бога и всех добрых ангелов и людей… И теперь с ним, как со злейшим врагом, должны повседневно и ежечасно сражаться и биться все люди, уповающие на блаженство! Так властью, данной мне от Бога, я повелеваю тебе! Изыди и погасни!
Случилось чудо…
Огонь в камине затух, и от него осталась лишь зола и легкая струйка улетучивающего дыма.
…И тут же в окошечко заглянуло солнце, осветив утомленное лицо философа.
Он сказал очень тихо:
— Дай Бог вам спасения! Я же теперь мечтаю лишь об одном: увидеть воочию ангельское тело, неосязаемое для рук человеческих. Я мечтаю узнать, что видят ангелы в Отце через свет, порожденный Отцом… И я это скоро увижу. Смерть наша самая большая иллюзия. Ее нет. Однако пусть это будет темой моей следующей книги, которую я напишу на небесах…
Ян и Златоуст были поражены речью Беме. Он же улыбался, глядя куда-то вдаль…
— Сынок, ты слышишь музыку? — спросил он Ясема.
Растерянный Ясем с удивлением оглянулся:
— Музыку?
Беме поводил рукой как бы в такт величественной мелодии. На его лице отразилось наслаждение, и он сказал:
— А я слышу божественную музыку, восходящую от вечности и до вечности. Она звучит всегда и везде по бескрайним просторам вселенной.
Ясем спросил полушепотом:
— Какая это музыка?
Беме ответил еле слышно:
— Если вы соберете тысячи музыкальных инструментов с лютнями и, настроив их самым чудесным образом, созовете искуснейших исполнителей, а они заиграют лучшую земную мелодию, то это все же будет лишь как собачий лай, в сравнении с тем, что слышу я. Эта музыка созидания, это вибрация творения Бога, это мелодия ангельских труб…
Господин Беме замолчал и застыл с блаженной улыбкой на лице…
Ян подошел к нему и произнес молитву:
— Благословите, огнь и вар, студь и зной Господа. Скажи мне, брат мой, Якоб, есть ли какое — либо слово, дело или злоба, которые не исповеданы или не прощены? Проси прощения у братьев и у врагов… Скажи: «Прости и люблю!»
Губы философа едва заметно задвигались.
Ян продолжал:
— Ты знаешь лучше меня, что во всех предметах света есть лишь сомнительные призраки, досадный обман и отчаянное бедствие. Тебе открывается истина Света. Обратись к Иисусу в сердце своем и скажи: «Прости и люблю!», и да простятся тебе грехи твои, брат мой…
Ян достал из внутреннего кармана бутылочку с елеем. Осторожно помазав лоб философа, он извлек бутылочку с вином, кусочек хлеба для причащения и начал нашептывать:
— Царю Небесный, Утешителю, Дух Истины, который везде находишься и все наполняешь, источник благ и податель жизни приди и вселись в Якоба Беме, и очисти его от всякой скверны и спаси, Благой, его душу.
Ян начал произносить свою внутреннюю молитву, которая тотчас потекла по всему телу Беме, мир растворился и перед ним возник образ небесной лестницы. Счастливый Якоб у лестницы, и звуки ангельской музыки. И вот он ступил на лестницу, начиная свое восхождение. Возвысившись на несколько ступенек, он обернулся к Яну, и сказал: