Выбрать главу

Христиане обрели благодать, потому что в Своем сострадании и милосердии Бог предусмотрел средство, благодаря которому грешные люди, такие, как мы с вами, могут быть по справедливости прощены. Более того, перед нами открывается возможность увидеть Его Самого, и Он будет приветствовать нас. Ни у кого не должно быть никаких сомнений в том, что Он простит нас и больше никогда не вспомнит наших грехов. Средством нашего спасения была смерть Его Сына. На кресте Христос заплатил за содеянное нами разрушение Божьего закона. Этим Он в полной мере подтвердил справедливость Бога. «Милость и истина сретятся, правда и мир облобызаются» (Пс. 84:11). Справедливость Бога и Его милосердие в равной степени удовлетворены. Мы, люди, созданы по образу и подобию Божьему, и потому в нас живет инстинктивное ощущение того, что так и должно быть. Мы не хотим жить в аморальном мире, в котором, например, Гитлер мог бы действовать безнаказанно. Мы постоянно взываем к справедливости, но сами мы нуждаемся в милосердии. Только оно может сохранить нас от истребления огнем Божьей святости (Пл. Иер. 3:22; Евр. 12:29). Его гнев не просто эмоция, не порыв обиды или плохого настроения, гневаясь, Он проявляет Свою убежденность в том, что правильно все, способствующее уничтожению греха. Благодаря Евангелию мы знаем, что у нас есть Защитник, имеющий право ходатайствовать о милосердии, потому что Он совершил праведное дело — умер смертью, которую по праву заслуживаем мы. Благодаря Его смерти грешник не будет наказан, Сам Бог оплатил наш долг. Чтобы сделать это, Он стал человеком. Крест не является Отцовским наказанием ни в чем не повинного Сына, являющегося одной из трех ипостасей Бога. Крест означает, что Бог, воплотившись в Сыне, принял на Себя то, что требовал Его справедливый гнев, а также, что долг уплачен, карающий меч вложен в ножны и, таким образом, наши грехи искуплены.

Он есть умилостивление за грехи наши, и не только за наши, но и за грехи всего мира. Означает ли это, что, умилостивив Бога, Христос искупил грехи каждого, кто когда–либо жил или будет жить? Если да, то можно сделать вывод, что всякая вражда между Богом и человеком прекращена. Есть немало людей, которые хотели бы вкладывать именно такой смысл в эти слова и даже пошли бы еще дальше, провозгласив всеобщее спасение, не зависящее ни от индивидуальной веры во Христа, ни даже от того, слышал когда–либо человек о Нем или нет. Евангелизм, таким образом, становится большей частью провозглашением того, что сделал Бог и в чем все автоматически будут участвовать. Если бы Иоанн именно это имел в виду, Послание потеряло бы свою цельность из–за противоречий, которые бы его переполняли. Кто, в таком случае, те «антихристы», которые «вышли от нас, но не были наши» (2:18–19)? Они тоже прощены и возрождены к новой жизни? Если бы это было так, Послание во многом утратило бы свой смысл. Как мы должны относиться к утверждению, сделанному в 3:10, что некоторые люди являются «детьми диавола»? Это о них сказано: «… всякий, не делающий правды, не есть от Бога, равно и не любящий брата своего» (3:10). Как надо воспринимать вполне конкретное утверждение о том, что «есть грех к смерти» (5:16)? Если мы исходим из того, что Иоанн не стал бы противоречить самому себе, то должны задаться вопросом, что он имел в виду, говоря о грехах всего мира.

Иоанн явно проводит границу между «нами» (христианами) и миром. Это означает, что он использует слово мир в более распространенном его значении, подразумевая тех людей, которые в данный момент не со Христом. В других случаях Иоанн употребляет это слово (гр. kosmos) в смысле расы, населяющей землю, или рода человеческого, но чаще всего он подразумевает бунтующих людей (множество неверующих), которые отвергают все, сказанное Христом. Это тот мир, в котором Христос мертв. Каждый христианин когда–то был частью этого мира. «Иоанн никогда не допустил бы, чтобы его читатели восприняли дарованные Богом благословения в таком узком, ограниченном смысле. Сам факт, что можно воспользоваться умилостивлением для избавления от грехов, дает достаточно оснований, чтобы следовать ему»[23]. На самом деле в рассматриваемом отрывке слово грехи присоединено к основному тексту переводчиками, хотя его употребление в этом контексте полностью соответствует тому, как это сделано Иоанном в Евангелии, где он говорит об Иисусе: «Агнец Божий, Который берет на Себя грех мира» (Ин. 1:29). Мы не должны сомневаться, что жертва, принесенная Христом, на самом деле, как сказано в молитвеннике, является «полной, совершенной и достаточной платой за грехи всего мира»[24]. Никто не должен быть исключением.

В этом, несомненно, состоит смысл происшествия в храме в момент смерти Иисуса Христа (Мф. 27:51). Плотный занавес, или завеса, которая отделяла ту часть храма, куда заходили люди, пришедшие поклониться Богу, от «святая святых» (куда было дозволено входить только первосвященнику и то раз в году, в День Очищения), «разодралась надвое, сверху до низу», и произошло это по воле Бога, а не человека. Как будто Бог произнес, обращаясь ко всем грешникам мира: «Теперь ты можешь войти».

3. Христиане соблюдают заповеди Христа (ст. З–6)

В стихе 3 есть фраза, которая неоднократно встречается в этом Послании: мы знаем, или: «А что мы познали Его, узнаём из того…» Здесь говорится о третьем признаке подлинной веры, который состоит в том, что мы в действительности повинуемся Христу как нашему Господину. Иисус Сам говорил Своим ученикам: «Если любите Меня, соблюдайте Мои заповеди» (Ин. 14:15). Это Его высказывание, как и многие другие, в наше время утратило свою популярность, даже в среде тех, кто хотел бы называться христианином. Считающих необходимым повиноваться Божьему Слову, часто в насмешку называют «узколобыми», «следующими букве», тем самым ошибочно противопоставляя закон и любовь. Не так давно один молодой христианин заявил мне, что не видит смысла повиноваться Слову Христа (или даже читать его), потому что, как он выразился: «Я просто люблю Его». Напротив, Иисус говорил: «Если заповеди Мои соблюдете, пребудете в любви Моей, как и Я соблюдал заповеди Отца Моего и пребываю в Его любви» (Ин. 15:10). Прощение не отменяет Божьего закона, оно записывает его глубоко в наших сердцах. Об этом свидетельствуют стихи 3 и 4 Первого послания Иоанна. Тот, кто говорит, что исповедует христианство, но не повинуется Христу, — лжец (гр. pseustes), потому что подобные заявления находятся в полном противоречии с поведением. Возможно ли, чтобы в душе такого человека была правда Божья?

Мы повторяем: «Поступки говорят громче слов». Под этим подразумевается, что они более точно отражают то, что человек представляет собой на самом деле, позволяют глубже заглянуть в его душу. Слова стоят относительно дешево и могут легко ввести в заблуждение.

Что бы человек ни говорил, но если он не повинуется Богу, то на самом деле он не знает Его как Бога. Если бы то, что этот человек утверждает, так и было, он, не раздумывая, подчинился бы власти Бога, Его мудрости и силе. Он сказал бы: «Богу лучше известно, что мне делать, и поэтому я хочу идти путем, на который Он указывает». Фактически, отрицая необходимость повиноваться Богу, мы выступаем против Него, и в этом кроется корень всех искушений. Когда мы говорим, что разбираемся во всем не хуже Бога, это значит, что на самом деле мы недостаточно хорошо Его знаем. Чтобы поистине познать Бога, необходимо любить Его, а искренне любить — значит повиноваться Ему. Другого способа не существует. В этом вопросе мы должны опасаться самообмана, потому что впасть в заблуждение довольно легко, в особенности если больше полагаться на свои субъективные ощущения, чем на объективную истину Божьего Слова. Как–то мне довелось познакомиться с одной парой. Молодые люди жили вместе, но не были женаты. Они говорили мне, что молились Богу и Он ответил (так им казалось), что ничего страшного в этом нет. Это их «ощущение» находилось в прямом противоречии с тем, что говорит Бог в Священном Писании. Либо они не знали Бога, либо не любили Его в достаточной степени, чтобы повиноваться Ему.

вернуться

23

Брюс, с. 50.

вернуться

24

Порядок проведения святого причастия, Книга общих молитв (1662) — Order for Holy Communion, The Book of Common Prayer (1662).