Выбрать главу

306

Венгрии. Габсбурги (германские императоры) обвиняли Яна Заполю в связях с

Турцией, и на Руси на него также смотрели, как на турецкого ставленника. В 1578 г., во

время переговоров с послами Стефана Батория, польского короля и бывшего князя

Трансильвании, русские дипломаты по поручению царя напоминали полякам, что «был

на королевстве Угорском...Лодовик,. которого Турецкой убил, а посадил на Угрех

Януша Седмиградцкого, а Яныш был у Угорского короля у Лодовика гетман навышшой,

и Януш, по ссылке с Турецким, Лодовика короля подал, и всем своим полком оступил, и

для тое израды Турецкий его на королевстве учинил» [цит. по рукописи, содержащей

переговоры с послами Батория (Рукоп. отд. Гос. Публ. библ. им. М. Е. Салтыкова-

Щедрина, р. IV, 33, л. 35 об. - 36)]. ). Ведь и тогда, когда мы были там, вы все

время давали вредные советы, а когда запасы утонули (егда запасы истопоша. -

Потопление запасов, о котором сообщает Грозный, имело место, очевидно, в начале

осады Казани, 24 - 25 сентября 1552 г., во время «бури великой» на Волге. Летопись

сообщает, что гибель «судов и многих запасов» во время этой бури вызвала «скорбь в

людях», но царь приказал подвезти запасы из Свияжска и из Москвы (ПСРЛ, XIII, стр.

205, 501), предлагали вернуться, пробыв только три дня! И никогда вы не

соглашались потратить лишнее время, чтобы дождаться благоприятных

обстоятельств; думая о своих головах, а не о победе, вы стремились только

к одному: поскорее победить или быть побежденным и вернуться

восвояси. Ради скорейшего возвращения вы не взяли с собой самых

лучших воинов, из-за чего потом было пролито много христианской крови.

А разве при взятии города вы не собирались, напрасно губя православное

воинство, начать битву в неподходящее время, и сделали бы это,.если бы я

вас не удержал? Когда же город по Божьему милосердию был взят, вы,

вместо устроения, занялись грабежом! Это ли покорение царств, которым

ты так надменно хвалишься? Ни единой похвалы оно, по правде говоря, не

стоит, ибо все это вы совершили не по желанию, а как рабы - по

принуждению и даже с ропотом. Лишь те воины достойны похвалы,

которые воюют по собственному побуждению, с охотой. А подчинили вы

эти царства так, что там еще семь лет не утихала бранная лютость! Когда

же кончилась ваша с Алексеем собачья власть, тогда это государство само

нам подчинилось и теперь оттуда ходят на помощь православию больше

тринадцати тысяч воинов. Так-то вы покорили и подчинили нам прегордые

царства! И так заботимся о христианстве мы, кого ты злобно обвиняешь в

выступлении против разума!

Это о Казани, а на Крымской земле и на пустых землях, где бродили

звери, теперь устроены города и села. А что стоит ваша победа на Днепре и

на Дону? Сколько урона и пагубы бы наделали христианам, а врагам -

никакого вреда! Об Иване же Шереметьеве что и говорить? Из-за вашего

злого совета, а не по нашей воле, совершилась эта пагуба христианству.

Такова ваша верность и добрая служба и так вы покоряете и подчиняете

нам прегордые царства, как я уже выше указывал (Егда же Олексеева и ваша

собацкая власть преста, тогда и тако царствия нашему государьствию во всем

послушны учинишеся...яко же выше явихом. - Это замечание царя обнаруживает

разногласия по вопросам внешней политики, возникшие во второй половине 50-х-

начале 60-х годов между ним и «избранной радой». Если в вопросе о необходимости

307

завоевания Казани (как и Астрахани) царь и его «советники» в общем не имели

разногласий (царь обвиняет их только в недостаточном усердии в этом вопросе, но не в

сознательном противодействии), то после 1552 г. обнаружились два возможных пути в

русской внешней политике. Курбский и его единомышленники были сторонниками

решительного я чисто военного наступления на «бесермен». Грозный считает именно

их виновниками той гражданской войны, которая возникла в Казанском ханстве после

1552 г. и длилась «множае седми лет» (характерно, что в приписках к «Царственной

книге» бояре как раз обвиняются в том, что вопреки приказу царя, они «Казанское

строение отложиша, и в те поры Луговая и Арская поотложилися и многия беды

христианству и крови наведоша», - ПСРЛ, XIII, 523). Сам царь, наоборот, был

сторонником привлечения «бесерменских сил» на русскую службу, и, по его словам,

после падения «избранной рады» мусульманские области стали поставлять русскому

войску «множае треюдесять тысящь бранных» [действительно, в ливонских походах

Грозного значительную роль играли татарские войска во главе с бывшим казанским

ханом Шах-Али; ср. в связи с этим известие современника, англичанина Джерома

Горсея, о «непреодолимой силе татар», поступивших на русскую службу после

завоевания Казани и Астрахани и второго брака царя (Горсей. Записки о Московии.

СПб., 1909, стр. 22)]. Еще более существенными оказались разногласия в крымском

вопросе. Как указывает Курбский, его единомышленники, «мужие храбрые и

мужественные, советовали и стужали, да подвижется сам [Иван IV], с своею главою, со

великими войсками на Перекопского [Крымского хана]». (Соч., стлб. 239). Плодом

этого, по выражению царя, «злосоветия» единомышленников Курбского были поход И.

В. Шереметева в 1555 г. (несмотря на героизм русских войск, он окончился неудачей, -

см. ПСРЛ, XIII, 256-257) и походы на Днепр и Дон запорожского атамана, перешедшего

на русскую службу, Димитрия Вишневецкого и брата Алексея Адашева - Даниила в

1558- 1559 гг. (ПСРЛ, XIII, 315, 318 и др.). С начала 60-х годов царь решительно

отказался от этих нападений на Крым и вступил в переговоры с ханом, прямо

подчеркивая изменение своей внешней политики: «А которые наши люди ближние

промеж нас с братом нашим з Девлет Киреем .царем ссорили, мы то сыскали, да на них

опалу свою положили есмя - иные померли, а иных разослали есмя, а иные ни в тех, ни

в сех ходят» (Центр. Гос. архив древних актов, Крымск. посольск. книга, № 10, л. 13 и

15; ниже царь называет прямо имена этих ближних людей: «Иван Шереметев, Алексей

Адашев, Иван Михайлов и иные», - там же, л. 98). «Курбский по трафарету объясняет

эту перемену политики влиянием «ласкателей, добрых и верных товарыщей трапез и

купков» (Соч. стлб. 240). В действительности царь стремился к стабилизации южной

границы ради использования всех сил в Ливонской войне.).

Германские [ливонские] города по-твоему достались нам благодаря

старанию наших изменников. Как же ты научился от отца своего, дьявола,

говорить и писать ложь! Вспомни как, когда началась война с германцами

[ливонцами], мы послали своего слугу царя Шигалея и своего боярина

Михаила Васильевича Глинского с товарищами воевать против германцев,

сколько мы услышали укоризненных слов от попа Сильвестра, от Алексея

и от вас - не стоит подробно и рассказывать! Что бы плохое ни случилось с

нами - все это происходило из-за германцев! Когда же мы послали тебя и

нашего боярина и воеводу Петра Ивановича Шуйского на год против

германских городов (ты был тогда в нашей вотчине, Пскове, ради

собственных нужд, а не по нашему поручению), мне пришлось более семи

раз посылать к вам, пока вы, наконец, пошли с небольшим числом людей и

лишь после многих наших напоминаний взяли свыше пятнадцати городов.

308

Это ли ваше старание, если вы берете города после наших писем и

напоминаний, а не по собственному стремлению? Как не вспомнить

вечные возражения попа Сильвестра, Алексея и всех вас против похода на

германские города, и как, из-за коварного предложения короля Датского,

вы дали ливонцамвозможность целый год собирать силы? (Како же убо

воспомяну о гермонских градех супротивословие попа Селивестра и Алексея и всех вас